Ослепленные тьмой

— Моя беременность была очень тяжелой. Иногда я мучилась от страшных болей, скручивающих все мое тело, словно кости выворачивались наружу, а сухожилия и нервные окончания лопались от какого-то жуткого давления изнутри. Это случалось раз в месяц. Я покрывалась холодным потом и металась на постели несколько дней в страшных мучениях. Мы жили впроголодь в одной из деревень

Я говорила и чувствовала, как сильно давят пальцы на мое горло. Это все, что я хотела — рассказать правду, рассказать о том, как боролась за жизнь нашего сына и проиграла.

— Ребенок придавал мне сил жить дальше и бороться. Наверное, в тот самый момент, когда Моран сказала мне о моей беременности, я перестала так отчаянно желать смерти. Во мне что-то изменилось, как будто зажегся внутренний свет. Его никто не видел, только я. Он согревал меня какой-то щемящей нежностью. Безграничной, как сама любовь. Моя любовь к тебе

Пальцы на моем горле дрогнули, и огромное сильное тело позади меня напряглось, закаменело, и вокруг стало тихо, как будто сама природа хочет услышать мой рассказ.

— Словно я унесла с собой ее частичку. Украла ее у него для себя, выгрызла у проклятой судьбы, которая никогда не позволит быть нам вместе. Вся ярость и боль стихали, когда я прикладывала руки к животу и думала о моем мальчике. Я знала, что это сын. Неизвестно почему, но я была в этом уверена. Во мне живет маленький Даал, и если если когда-нибудь я снова увижу его отца он простит меня, увидев нашего сына. Но иногда иногда я в отчаянии понимала, что это утопия. Нет у нас с ребенком будущего. Ничего нет кроме боли, страданий и неизвестности.

Тихий стон мне в волосы, как будто причинила ему боль этими словами, как будто обожгла его когда-то.

— Где я буду жить с нашим малышом? Каким будет будущие велиарского сына двух непримиримых народов? Ублюдка, рожденного в грехе? Если кто-то узнает, чей он, моего малыша убьют. И я готова была отобрать у него право на трон, отобрать имя с приставкой "дас", лишь бы он жил. Пусть бедняком и не при дворе, а просто жил обычной жизнью. И я отреклась от своего имени. Я поклялась сама себе, что больше не буду Одейей дес Вийяр. Она умерла. Утонула где-то в водах того озера или замерзла в лесу. Мне не нужен Лассар, не нужны земли и почести, не нужен трон И мне больше не нужен никто из Вийяров. Я больше не одна из них. Все, ради чего я боролась, воевала и шла на смерть, оказалось фальшью и пустотой. Если бы я поняла это раньше, не погибло бы столько людей. Вот, о чем писал мне Анис из Валласа. Вот, что он имел в виду, пряча свои слова между строк. Слова о ненужной жестокости, о тысячах отобранных жизней и о власти, построенной на чужих костях. Я больше не воин. Я просто мать, которая хочет счастья своему ребенку. Сама же я либо буду носить имя дас Даалов, либо останусь навсегда Оливией Лабейн, племянницей булочницы из деревни Жанарии, овдовевшей во время страшного голода в Талладасе, а Моран — моей молочной сестрой Мирандой Каан. Ради моего малыша я была готова на что угодно.

— Оливия Лабейн значит, это правда. Я слышал о том, что в одной из деревень хотели сжечь ведьму по имени Оливия, и она сбежала вместе с сестрой.

Он не спрашивал, а как будто вторил мне, как будто размышлял вслух.

— Рассказывай, — скомандовал властно и снова надавил мне на горло. — С трудом могу поверить, что дочь Ода Первого могла жить в такой нищете.

— Я научилась месить тесто, печь булочки, хлеб и пироги. Каждое утро везла товар на рынок и кричала на всю площадь, что у Лабейнов самая вкусная выпечка. Смеялась с обычными жанарскими женщинами, пила молоко прямо из кувшина, слышала грубые шуточки мужиков и так же радовалась еженедельной ярмарке. Меня это спасало от дикой тоски. Я переставала постоянно думать о тебе и о том, где ты сейчас. Переставала постоянно надеяться, что ты найдешь меня. Да, с того момента, как я узнала, что у нас будет ребенок, я хотела, чтобы нашел. Сама бы я уже к тебе не добралась. Нет у меня ни моей армии, ни имени, ни денег. Теперь я — никто. Да и куда мне с животом идти по заснеженным дорогам?

— А ты бы пошла? Если бы могла, то пошла бы? Ты. Которая сбежала от меня тогда. Которая сделала все, чтоб я ее не нашел.

Как же сильно давят его слова, не пальцы, а эти жестокие, хлесткие, как плеть, слова-убийцы, когда вся надежда становится все тоньше, все более хрупкой.

— Беременность отбирала все силы в каждой второй половине месяца. После жутких приступов я отходила несколько дней, а потом кости болели так, что я с трудом добиралась до рынка. Никто не знал, почему так происходит. Моран предполагала, что так мой организм реагирует на ребенка и на изменения. Но она впервые видит нечто подобное. Главное, чтоб с малышом все было в порядке. Мы боялись звать лекаря. Потому что тогда тайна моего тела будет раскрыта, и я терпела боль, кусая губы, выкручиваясь на мокрых простынях. Когда пытка была совершенно невыносимой, Моран давала мне в зубы деревяшку, чтобы я не кричала слишком громко.