Осьминог

Может быть, Миюки-тян и была немного трусихой, но общения с мужчинами это точно не касалось, правда, осенью в рёкане была скука смертная: если кто и приезжал, то пожилые пары, которым хотелось провести несколько дней вдали от большого города. Был как-то раз один милый старичок из Нагоя, который пытался научить ее играть в сёги[272], но Миюки, сколько ни старалась, так и не смогла запомнить правила, что, впрочем, не мешало старичку смотреть на нее с восхищением и каждое утро хвалить ее умение заваривать чай и расставлять на подносе блюдца с закусками. Очень приятно, вот только ей-то этот старичок был на что, он же ей в дедушки годился (а он даже адрес свой оставил, чтобы обмениваться по праздникам открытками).

Поэтому, когда несколько дней назад в «Аваби» снял номер (и не просто номер, а их единственный люкс) новый постоялец, Миюки-тян была сама не своя от радости. Новенький, правда, постоянно шмыгал носом, но с кем не бывает в это время года, к тому же Такизаву-сана это совсем не портило – он был такой обходительный! И, похоже, Миюки-тян ему сразу понравилась (она-то влюбилась в уважаемого господина Такизаву к вечеру второго дня его пребывания в рёкане). Ну конечно, разве станет современный мужчина делать при каждом удобном случае комплименты и дарить подарки, если девушка его не интересует! Хорошенько поразмыслив, Миюки-тян решила не спрашивать, есть ли у него кто-то в Нагоя: если и есть, Миюки-тян уже так его очаровала, что он, конечно же, обязательно расстанется со своей нагойской девушкой. Это Миюки-тян не очень нравилось: не хотелось бы разбивать чье-то счастье, но что поделаешь, если у них настоящая любовь. В конце концов, очень может быть, что никакой девушки у него нет, – конечно, нет, приличный молодой человек не стал бы морочить Миюки-тян голову, будь у него в городе невеста. Так что если девушка все-таки и имеется, то отношения, скорее всего, у них несерьезные. А может статься, они вообще расстались и он теперь страдает, бедненький, а вида не показывает. Миюки-тян даже всплакнула, когда ей в голову пришла эта мысль, хотя где-то в глубине души она ей нравилась: будь так, ей бы не только не пришлось оказаться замешанной во что-то предосудительное, а, напротив, она смогла бы умерить боль его разбитого сердца, так что он был бы благодарен ей всю их дальнейшую счастливую (ну конечно же, счастливую) семейную жизнь.

– Ай-яй-яй! Итай![273]

 – Из глаз Миюки-тян брызнули слезы. – Как же больно!

– Потерпите еще немного, Миюки-тян, – ласково уговаривал Такизава. – Нам нужно подняться наверх.

– Итай! – Повторила Миюки-тян.

Боль в лодыжке была просто невыносимой. Дурацкая юката, ну почему она устроилась работать в традиционную гостиницу, могла же ведь в самую обыкновенную, где сотрудницам не нужно каждый день напяливать на себя эту неудобную одежду! Какая же ты глупая, Миюки-тян!

– Простите меня, господин Такизава. – Она изо всех сил цеплялась за его плечи, чтобы снова не упасть и не травмировать ногу еще больше. – Пожалуйста, простите меня. Так ужасно больно!

– Я понимаю, Миюки-тян, но, пожалуйста, постарайтесь потерпеть. Нам обязательно нужно подняться наверх. Со второго этажа ведь можно попасть на крышу?

– Я… я не знаю… – Простонала Миюки-тян. – Я никогда не выходила на крышу. Зачем бы мне это понадобилось?

Он в отчаянии посмотрел вниз, но из-за длинного подола юкаты ногу девушки не было видно. Может быть, у нее не перелом, а просто растяжение или вывих? При других обстоятельствах Такизава посмеялся бы над собой: что с того, что у нее просто вывих, он ведь финансовый аналитик, а не травматолог, и понятия не имеет, что делать в таких случаях.

– Потерпите еще немного, Миюки-тян, давайте посмотрим. – Он осторожно помог ей сесть на пол.

На первом этаже царил разгром: большая ваза с икебаной при входе упала и разлетелась на множество фарфоровых осколков, вся мебель, находившаяся в лобби, была опрокинута, и все, что стояло или лежало на полках и стойке регистрации, теперь в беспорядке валялось на полу: высыпавшиеся из папок документы, книги из небольшой библиотеки для постояльцев, милые статуэтки, всякая сушеная морская живность, служившая для создания местного колорита. Миюки-тян тихонько всхлипнула.

– Ну-ка… – Такизава приподнял пальцами подол ее юкаты.

Нога выглядела ужасно: лодыжка сильно распухла, и с внешней стороны, где должна была находиться такая изящная у женщин косточка, растекся уродливый багровый кровоподтек. Ступня была подвернута вовнутрь: Такизава побоялся ее трогать, чтобы не причинить бедняжке еще больше боли. Можно попытаться донести ее на руках, но Миюки-тян была довольно крупной девушкой: до лестницы, которая вела на второй этаж, им как-нибудь удастся добраться, но как быть с лестницей, Такизава не представлял. Да и можно ли оттуда выбраться на крышу… Он нервно взъерошил пальцами волосы. Ну, давай. Думай.

– Что там, господин Такизава? – Слабым голосом поинтересовалась Миюки-тян.

– Аа, совсем ничего страшного, Миюки-тян, у вас всего лишь небольшой ушиб.