Вслух Людвиг ничего сказать не успел, только удивлённо распахнул глаза — и сполз на пол следом за тетрадкой. К счастью, именно сполз, а не рухнул всем телом — ничего не разбил и сам не разбился.
«Как тогда…»
Его мысль? Её мысль?
Кажется, всё-таки его.
Как тогда — это когда? Видимо, когда он точно так же грохнулся в обморок, заглянув в гости к бабушке. К призраку бабушки. И что-то непонятное поймало его и отключило.
А ведь у них была версия, что это ловушка. Несколько ловушек, которые расставили в местах, куда он обязательно заглянул бы после побега. Не так уж и много их было, этих мест: старый деревянный дом снесли (да и всё равно туда ходила Ксюха), остались только квартиры бабушки и Тимура.
Почему они об этом не подумали?!
Ксюха склонилась над Людвигом. В последнее время его кожа почти всегда была горячей, поэтому сейчас, на контрасте, показалась совершенно ледяной. Только грудь поднималась и опускалась, показывая, что он ещё жив и дышит.
Ладно, в тот раз ведь всё прошло. Значит — и в этот пройдёт. Надо просто утащить Людвига отсюда, вернуть в Дом и немножко подождать.
Так себе утешение, но во второй раз уже не настолько страшно. И сок в холодильнике есть. И шоколад. И даже гематогенка (если этот ненасытный её ещё не сожрал).
Но первым делом Ксюха убрала на место злополучную тетрадку. Страница с сигиллой была ещё тёплой, но на первый взгляд ничем среди прочих не выделялась — если специально её не открывать, конечно.
Потом Ксюха припомнила многочисленные просмотренные и прочитанные детективы — и аккуратно вытерла отпечатки пальцев со шкафа и дверной ручки. Хотя Диана, конечно, если придёт — всё равно учует. Но почему она вообще должна прийти? Они же расстались…
А без неё Тимур ничего не заметит. Даже слабый запах горелой бумаги уже почти выветрился (или Ксюха просто к нему принюхалась?).
Квартиру проветрить, что ли? Или так сойдёт?
Сойдёт, наверное…
Ксюха вздохнула и вернулась к Людвигу. Села рядом, погладила по голове. Снова убедилась, что дышит.
Жесты получались медленными, заторможенными. В груди скреблась тревога, а компанию ей составляло мерзкое чувство вины. Ведь это была её идея — добыть тетрадку. Ну вот, добыли на свою голову! Молодцы! А дальше что делать?
То есть понятно что: махнуть обратно в Дом.
Но это же не решит проблему.
А хотелось её всё-таки решить. А ещё больше — чтобы кто-то умный и сильный пришёл и решил. Объяснил, как надо поступить, взял ответственность на себя, сказал: «Иди ты, Ксюха, отдыхать. Ты молодец, всё правильно сделала, а теперь взрослые люди сами разберутся».
Один взрослый людь сейчас рассказывал шестиклашкам про крещение Руси и знать не знал, что в нём нуждаются.
Второй взрослый не-совсем-людь лежал на полу и временами вздрагивал, будто силясь вырваться из затянувшегося ночного кошмара.
— Тихо, тихо. — Ксюха запустила руку ему в волосы, почесала за ухом, как иногда делала с волком. Людвиг снова вздрогнул, но задышал ровнее. Или просто показалось.
А потом…
Превращение, как и всегда, произошло мгновенно — и удивительно естественно.
Только что на полу лежал бледный, осунувшийся человек — и вдруг его место занял крупный серый волк с синими глазами. И глаза эти были открыты.
Ксюха даже удивиться не успела, а волк уже вскочил, встряхнулся, уставился на неё в упор — и зарычал.
А вот такого в прошлый раз не было! Вообще никогда не было такого, чтобы Людвиг рычал. Казалось, он в принципе на агрессию не способен ни в одной из ипостасей. Но сейчас волк вздёрнул верхнюю губу, обнажая клыки, и издал отчётливый и вполне угрожающий рык.
— Эй, ты чего? — спросила Ксюха. Голос дрожал. Хотелось верить, что от неожиданности, но, кажется, всё же от страха. Сложно не испугаться, когда ты понимаешь, что заперт в чужой квартире с диким животным, и это животное — не маленький безобидный тушканчик. — Людвиг, успокойся, это я. Что случилось?
Волк подался вперёд и клацнул зубами.
Не дотянулся.
Но не потому, что Ксюха быстро и ловко отпрыгнула (она, конечно, попыталась, но врезалась в угол журнального столика, свернула с него потрёпанный ежедневник, запнулась о собственную ногу, да так и застыла, боясь лишний раз пошевелиться), а потому, что в волчьем обличье Людвиг чувствовал себя ничуть не лучше, чем в человеческом. От резкого движения его повело в сторону, и мощные челюсти вхолостую схватили воздух.
— Да что с тобой?
Волк упрямо вскинул голову. Глаза у него были совсем мутные, лапы заплетались и стоял он разве что чудом. Но всё ещё рычал.
Ксюха поискала взглядом хоть какое-нибудь оружие, но в пределах досягаемости оказалась только деревянная мисочка с орехами, стоящая всё на том же столике. Орехи были грецкие, но чищенные. Даже не пошвыряться толком!
Поэтому когда Людвиг попытался шагнуть вперёд, Ксюха кинула в него всю мисочку. Целилась в морду, но промахнулась: миска только вскользь мазнула по уху и укатилась в дальний угол, зато орехи разлетелись широким веером и попали по всему подряд — и по волку, и по стенам, и по окну, и даже немножко по самой Ксюхе.