Основы дзэн-буддизма

1. Рассказ о беседе Эки с Бодхидхармой, Первым патриархом дзэна в Китае, носит отпечаток некоторой исторической неточности и страдает драматической перегрузкой, но даже несмотря на эти недостатки, мы все-таки имеем перед собой довольно связное описание этой беседы. Дело в том, что историческая точность не всегда является необходимым условием для определения события, действительно имевшего место. Какой бы литературной обработке рассказ о событии ни подвергался впоследствии, она помогает нам понять ситуацию. Нам должно быть хорошо известно, что очень часто воображение рисует так называемые «факты» психологически более правдиво, чем историческое объективное свидетельство.

Согласно «Передаче светильника», Эка был либерально настроенным, чистосердечным человеком, прочитавшим много конфуцианской и даосистской литературы, но неудовлетворенным их учениями, так как они казались ему довольно ограниченными. Когда он услышал о том, что из Индии пришел Бодхидхарма, он отправился в Шао-линь-сы, где остановился учитель. Эка надеялся получить возможность поговорить с ним о предмете, который ему был неясен, но он всегда заставал учителя молча сидящим лицом к стене. Эка поразмыслил: «История знает много примеров тому, как в древности искатели истины ради постижения просветления готовы были пойти на то, чтобы им переломали кости, чтобы их кровью насытили голодных, чтобы их волосами вытерли грязь на дороге, чтобы их бросили в пасть голодному тигру. А чем я хуже? Разве я не могу также принести себя в жертву на алтарь истины?» Девятого декабря того же года он стоял и ждал. Шел сильный снег, но он не двигался до утра, пока снег не занес его до колен и Бодхидхарма не сжалился над ним, сказав: «Ты уже давно стоишь в снегу, чего ты хочешь?» Эка ответил: «Я пришел получить твои драгоценные наставления: умоляю тебя, окажи милость и протяни руку спасения этому несчастному, страждущему смертному». Тогда Бодхидхарма сказал: «Ни с чем несравнимое учение Будды может быть постигнуто только после долгого и сурового самоконтроля, когда человек переносит самое невыносимое и практикует самое трудное. Люди ограниченной добродетели и мудрости, полные легкомыслия и самомнения, не в состоянии уловить даже проблеска истины буддизма. Все труды таких людей обречены на полную неудачу».

Эка был глубоко взволнован и в доказательство серьезности своего желания узнать учение всех Будд отрубил себе левую руку мечом, который он носил при себе, и протянул ее спокойно размышлявшему Бодхидхарме. Тогда учитель заметил: «Ты не должен искать эту истину у других». — «Моя душа еще не знает мира. Прошу тебя, учитель, умиротвори ее». «Принеси мне сюда свою душу, и я ее умиротворю», — сказал Бодхидхарма. После некоторого колебания Эка признался: «Много лет я искал ее и все еще не могу ухватиться за нее».

Здесь Дайэ дает свой комментарий: «Эка хорошо понимал ситуацию, в которой он оказался после изучения всех книг, и правильно сделал, что дал учителю откровенный ответ. Он знал, что эту «вещь» нельзя было искать с целью или без цели, ее нельзя было достигнуть ни посредством слов, ни простым молчанием, ни постичь посредством логики, ни объяснить без помощи логики. Ее нигде нельзя было найти или извлечь из чего-либо: ее нет ни в пяти скандхах, ни в восемнадцати дхату. Он хорошо сделал, что ответил таким образом».

«Ну вот. Твоя душа умиротворена раз и навсегда», — подтвердил Бодхидхарма. Такое подтверждение со стороны учителя мгновенно привело Эку к сатори.

Дайэ снова комментирует: «Будто дракон опустился в воду, или тигр облокотился о скалу. В тот момент Эка не видел ни учителя перед собой, ни снега, ни ума, который к чему-то стремился, ни самого сатори, которое охватило его разум. Все исчезло из его сознания, все стало пустотой. Поэтому и было сказано, что «здесь царит одиночество, в монастыре Шао-линь нет ни души». Но продолжал ли Эка оставаться в этой пустоте? Нет, в нем внезапно пробудилась новая жизнь. Он бросился в пропасть, но — о чудо! — он избежал неминуемой смерти. И затем он, несомненно, почувствовал холод снега во дворе храма. Как и прежде, его нос оставался над верхней губой».