Необходимо относиться к ученикам по-отечески, серьёзным, страстным желанием им успехов, как будто бы учителя являлись родителями духовного развития учащихся. При этом они должны всё это делать более добродушно, нежели строго. Достичь, чтобы всё обучение происходило добровольно. Это получится, если мы будем учить всему:
(1) с надеждой научить чему-то новому: нет человека, который был бы не рад чему-то новому научиться;
(2) приветливо, чтобы нравилось слушать: нет человека, который не любил бы так учиться;
(3) открытым и безобманным показом: нет человека, который хотел бы быть обманутым;
(4) через самоличное рассмотрение: нет человека, который не верил себе больше, чем другим;
(5) через самостоятельность: нет человека, который предпочитал бы следовать чужой, а не своей воле;
(6) через применение собственных сил, т. е. через собственные попытки и опыты ученика;
(7) вплоть до достаточности, когда ученик признаёт, что он во всех отношениях удовлетворён.
Добиться, чтобы:
– каждый воспитуемый получил основательное образование и не мог разучиться и вернуться к невежеству;
– изучаемое изучалось в совершенстве;
– ученику нельзя было не понять всё, чему учат;
– всё обучение проходило добровольно;
– дисциплина была мягкая и уверенная и не отпугивала учеников от учителя.
Добиться, чтобы ученики учились всему с удовольствием. Для этого дать ученику понять:
– что он по своей природе
– что он от природы
– что он
Попросил директора дать разрешение вывесить плакаты в большой учительской. Он внимательно их изучил, попросил меня рассказать о Коменском. Согласился, но добавил: «Из области фантастики!»
Плакаты я вывесил вечером, когда в учительской уже никого не было. А утром пришёл рано, чтобы понаблюдать за реакцией учителей. А реакция в тот день и последующие дни была такая: кто-то пошутил, что это предноябрьские призывы партии; кто-то (молодые) переписывали цитаты в тетради; кто-то шёл к директору выяснить – не приказ ли эти плакаты для коллектива; кто-то возмутился над организатором этой затеи; кто-то (старые, опытные учителя) громко обсуждал мысли на плакатах и насмехался над наивностью классика; а кто-то подходил ко мне и говорил: «Это ты сделал, да? Молодец!»
В общем, Ян Амос Коменский почувствовал бы себя неуютно в нашей большой учительской. Учителя середины XX века с возмущением объяснили бы ему, что так воспитывать и учить современных детей нельзя, строгость и строгость принудит их подчиниться учительской воле.
Возмущение учителей усилилось, когда те же самые плакаты появились на стенах коридоров школы. Дети толпились перед плакатами, читали вслух, спрашивали у учителей, что всё это значит. А учителя пожаловались директору и в партийную организацию; они утверждали, что подобные мысли на плакатах могут зародить в детях недоверие к своим учителям, могут настроить их против учителей. И они, конечно, были правы.
А плакаты без моего вмешательства и ведома вывесили в коридорах ученики-художники.
Сделать вывод из этого опыта было нетрудно. Он был грустным: ясно было, большинство учителей смущали идеи из будущего, они встретили их настороженно, даже испугались их, видели в них низкую оценку своего традиционного авторитарного опыта, видели обесценивание своего труда.
Пусть учитель живёт для Вечности
Тем не менее я продолжал свои опыты.
Группа юных художников увлеклась этим делом и даже требовала от меня нового материала для плакатов. Им нравились идеи добра и гуманности, любви и взаимности. Они рисовали прекрасно, помещали плакаты в рамы. А когда, спустя месяц, мы сняли в учительской и коридорах плакаты с мыслями Коменского, встал вопрос: что с ними делать. И ребята нашли выход: они решили дать их в подарок учителям: вывесить в предметных кабинетах. Мне они рассказывали, как учителя принимали эти дары. Кто-то сказал им, что кабинет перегружен наглядными пособиями. Но дети всё же нашли место на стене, и учитель молча согласился. Кто-то прогнал ребят с их подарками: «Забирайте ваш филантропизм обратно… Как учиться будете, так и любить буду…» Кто-то молча согласился. Но один учитель даже выбирал плакат с цитатами.
После Яна Амоса Коменского в школу «пришёл» Иоганн Генрих Песталоцци: