Основы языческого миропонимания

Напомним, что шаман извлекает все эти образы не столько из внешнего, сколько из своего внутреннего Мира, из Микрокосма. Однако Микрокосм и Макрокосм подобны друг другу, как подобны микромир и макромир. Поэтому, скорее всего, шаман, совершая свои космические путешествия внутри самого себя, где, как и в Большой Вселенной, есть свои миры и антимиры, свои Верх и Низ, добро и зло, жизнь и смерть, прошлое и будущее и т. д., тем самым видоизменяет и творит как собственно внутреннюю, так и внешнюю реальность. Шаманские путешествия, совершаемые в состоянии транса, — это наивысшая форма углубления в самого себя, в свой внутренний Мир, повторяющий структуру и смысл Мироздания в целом. Это, скорее всего, те уровни погружения, которые В. В. Налимов называл «подвалами сознания» третьего и шестого уровней (Налимов В. В., 1989. С. 102–104).

Видимо, именно эту «внутреннюю Вселенную» имел в виду К. Г. Юнг в своем «Психологическом комментарии» к «Тибетской книге мертвых», когда рассматривал коллективное бессознательное в свете древних религиозно-мировоззренческих идей и образов: «Мир богов и духов в сущности не что иное, как коллективное бессознательное внутри меня. Чтобы изменить это утверждение на противоположное, т. е. утверждать, что коллективное бессознательное есть мир богов и духов вне меня, не потребуется никакой мыслительной акробатики, но потребуется вся человеческая жизнь, возможно, даже много жизней возрастающей полноты. Заметьте, — поясняет Юнг далее, — я не говорю — "возрастающего совершенства", ибо те, кто "совершенен", делают открытия совсем другого рода» (Тибетская книга мертвых, 1998. С. 42). Далее я коснусь ритуальной шаманской практики в ее конкретных обрядовых проявлениях, чтобы затем вновь, используя их как примеры, вернуться к психологическим аспектам шаманства.

Структура камлания

Шаманскому камланию нередко предшествовало «факирское» вступление, заключавшееся в демонстрации шаманом всякого рода «фокусов». «Фокусничество» могло осуществляться и в антрактах камлания. Кетский шаман на глазах у публики разрезал на части медвежью шкуру, а потом она оказывалась целой. Он раскалял докрасна лезвие пальмы (рогатины) и протыкал себя ею от подмышки до подмышки; при этом изо рта шамана шел дым (Алексеенко Е. А., 1981). «Некоторые шаманы, — писал более двухсот лет назад о северных самоедах В. Ф. Зуев, — просят нож, коим колются или другому дают себя колоть, который немалой величины, впусте по самый черен, вытаскивают без всякого кровавого знаку на ноже… Другие же, перевязав шею веревкой, концы дают двум посторонним человекам, чтобы тянули из всей силы и голову б оттерли, которая по сказкам самоедов и отвалится в котел, нарочно подставленный, но по прошествии несколько времени тадыб (шаман. — М. К.) здрав восстает и с головою» (Зуев В. Ф., 1947. С. 47).

М. А. Кастрен, побывавший в середине XIX столетия в Нарымс-ком Приобье, так описал факирские упражнения одного селькупского шамана: «Шаман садится на разложенную на средине пола сухую оленью шкуру, велит присутствующим связать ему руки и ноги, закрыть ставни… И вот в темной юрте начинается непостижимая чертовщина. В разных частях ее слышатся голоса…, медведи ворчат, змеи шипят, белки скачут. Наконец шум прекращается, и слушатели с нетерпением ожидают, чем все это кончится. Несколько мгновений проходит в ожидании, и что же? Дверь юрты открывается, и шаман входит со двора, не связанный ни по рукам, ни по ногам» (Кастрен М. А., 1860).

Похожий «фокус» любили демонстрировать и шаманы других сибирских народов. Чукотский шаман Коураге «мог уходить в подземный мир вместе с бубном, т. е. погружаться в буквальном смысле слова. Во время шаманства, проводимого в темноте, он просил одного-двух соседей положить руки ему на голову, затем он начинал "погружаться", уходя вниз, пока руки соседей переставали касаться его волос. Через некоторое время присутствующие слышали стук снаружи шатра, приблизительно футов за 20 от спального полога. Когда открывали вход, появлялся шаман, совершенно голый, с бубном в руках» (Богораз-Тан В. Г., 1939. С. 127).

Такие «факирские представления» были своего рода шаманской «разминкой», «пробой сил» — для того, чтобы обрести уверенность в себе и одновременно внушить присутствующим веру в успех предстоящего шаманского действия. Эти «фокусы», особенно связанные с «самоубийством» и последующим «самовоскрешением», производили на зрителей сильное впечатление и по-всякому обыгрывались в очень популярных устных рассказах о шаманских «чудесах». По якутским «шаманским историям», шаман при посвящении наделялся так называемыми «прорубями» — особыми местами на теле, куда можно было безболезненно воткнуть нож или другое острое оружие. Сильный шаман имел на себе до девяти таких «прорубей» (Алексеев Н. А., 1984. С. 122).