Основы искусства святости, том 1

Ученым вместо материи приходится признавать существование «бесплотного» духа, «не поддающегося», как говорил — на этот раз совершенно верно — ученый профессор, «психометрическим расчетам и, вероятно, стоящего вне границ их»⁵⁴. А кто не хочет этого признавать, автоматически зачисляется в ряды отсталых и ограниченных.

[Писано это давно, в молодости, и потому приношу извинения читателю за резкость выражений.

То, о чем говорит проф. Сикорский и все эти Messer'bi, Watt'bi и tutti quanti*,( все прочие (итал.))

— конечно, только один из аспектов поставленной проблемы, и притом не касающийся самого существа ее.

Вопрос же сложный. Он имеет многотысячелетнюю историю. Преломляется многоцветными гранями в мистике различных религий, до языческих включительно. Дело идет о мышлении не только без слов, но и против всякой логики. Разумеется земной, плотской логики (включая и «научную»). Но не против истинной. Это особое, и то не постоянное, мышление святых, не сравнимое с нашим дискурсивным и даже интуитивным познанием; оно превыше всякого земного понятия. Но оно знакомо даже язычникам, именно тем из них, которые жизнь свою готовы положить, для того чтобы его достигнуть.

Пробегу, подобно пианисту по клавишам, по некоторым точкам всемирной истории мистики.

Вот греческий представитель неоплатоник Плотин. У него мы читаем в трактате «Об умопостигаемой Красоте» (Эннеада V, кн. 8): «И каждая часть там всегда происходит из целого, и есть в одно и то же время и часть, и целое»⁵⁵. «И жизнь

56

там есть мудрость; мудрость, не полученная процессом рассуждения...»

Вот простой сапожник из Герлица, Яков Беме, но у него есть вещи поумнее, чем у любого профессора (конец XVI века). Например: «Когда ты... запрешь на замок воображение и внешние чувства, тогда Вечный Слух, Зрение и Речь откроются в тебе» («Диалоги»),

Можно еще упомянуть о «беззвучном звуке» и «голосе безмолвия» в индусской

57

йоге, о мистических сказаниях китайца Лао-цзы (VI в. до P. X.) и так далее .

-261-

У последнего, например, есть в знаменитом трактате «Дао де цзин» такое выражение: «Учение без слов и бездеятельность полезнее всего существующего между небом и землею» («Трактат о нравственности», XLIII)*. (У меня дан перевод японского ученого Д. Конисси, помещенный в «Вопросах философии и психологии», 1894. Май. Кн. 3 (23). С. 367, 396.)

«Учение без слов» можно понимать, конечно, не только в отвлеченномистическом смысле, но «метафизика» (я употребляю это слово вместо «богословия») Лао-цзы, а также и этика — выше всех языческих философов мира до Рождества Христова. Даже Платон, которого окрестили «христианином в язычестве», не может идти с ним в сравнение хотя бы потому, что китайский мудрец достиг этого личным подвигом мысли (не принимая в расчет Божественного Откровения среди язычества, которое всегда было и есть), а греческие мыслители пришли к своим выводам и «богословским» прозрениям в процессе длительных совокупных усилий и в порядке исторического роста. (Но взгляды бывают разные и очень странные. Ср.: И. Коростовец. Китайцы и их цивилизация. СПб., 1898.)

Также и понятие «бездеятельности» требует своего истолкования. Вообще, вся фраза может быть понятна в свете одного места нашего подвижника-мистика Исаака Сирина, места, правда, тоже вызвавшего когда-то много споров в богословской нашей печати, но я его приведу как оно есть, не вдаваясь в подробности о последних. «Бездейственность безмолвия возлюби паче, нежели насыщение алчущих в мире и обращение многих народов к поклонению Богу» (Слово 56).

Но я закончу прекрасной и глубокой цитатой из Климента Александрийского (II в. по P. X.):

«Нам кажется, что в картинах живопись охватывает все поле зрения, видимое в представляемых сценах. Но, на самом деле, она дает ложное изображение вида, действуя согласно правилам искусства и употребляя средства, вытекающие из условий линий видения. При помощи этих способов сохраняется отношение высших и низших точек вида и точек, лежащих посредине; и этим же достигается, что некоторые предметы кажутся стоящими на переднем плане, и другие на заднем, и третьи в стороне, — и все это на ровной и гладкой поверхности. Точно так же и философы изображают истину по образу живописи».

-262-

«Климент Александрийский указывает здесь на очень важную сторону истины, именно на ее невыразимость в словах и на условность всех философских систем и формулировок. Диалектически истина изображается только в перспективе, то есть неизбежно в искаженном виде...»

Если бы люди поняли это и, следовательно, перестали бы насильно вколачивать другим свои постулаты как святую истину, от скольких страданий и мучений избавилось бы человечество.