Основы искусства святости, том 4

Для внимательных и разумных душ среди нашего крестьянства не было лучшего времени, чем эпоха крепостного права. Тяжко было оно для плоти, но доставляло великие утешения духу; не давало простора плотскому уму, но обостряло в высокой степени духовный разум. В частности, добродетель послушания находила тогда самое широкое применение и для желающих доставляла сладкие плоды. Тогда на опыте люди проходили аскетическое делание святых отцов и имели те же чувствования, какие испытывали и последние, конечно, если только трудились на помещиков и слушались своих господ ради Господа, а не из-под палки. То беспечалие, которое снискивает человек, отсекая свое смышление, и о котором говорил только что авва Дорофей, испытывали тогда и некоторые из дворовых, превратившихся по виду в бессознательную безличную «машину», — что с культурной точки зрения кажется ужасным и недостойным состоянием для человека! — а по душе являвшихся разумнее в тысячи раз своих повелителей.

-98-

Не знаю, смогут ли в настоящее время «просвещенные» люди обонять нетленный аромат, исходящий от блаженного послушания того лица, о котором будет сказано ниже, и смогут ли обнять своим умом ту колоссальную ценность духовных яхонтов и жемчугов, которые сверкают в нижеследующем рассказе, даже заметят ли их (может быть, наоборот, придут только в негодование от такого якобы «обезличения» человека), — но я все-таки приведу этот документ — один из очень многих. Нечестивые, — как сказано в книге пророка Даниила (12, 10), —

будут поступать нечестиво, и не уразумеет сего никто из нечестивых, а мудрые уразумеют.

Речь идет о крепостном, которого за феноменальные музыкальные способности княгиня Г. купила за 1500 рублей у матери автора нижеследующего отрывка и которому даровали свободу. После того как он уехал (сцена прощания — одна из поучительнейших страниц, показывающая всю тонкость и, я бы сказал, святость психологии крепостных), няня пришла в комнаты и делится впечатлениями:

— Уж так-то жалостливо Васька прощался, так жалостливо!.. Тяжко было ему, бедненькому, с гнездышком родименьким расставаться!.. Видно, боязно ему к княгинюшке ехать...

— Да что ему княгиня! Теперь он вольный казак! — перебила ее матушка.

— Вот он из-за того-то так и убивался, сердечный!

— Как из-за того?

— Известно, матушка-барыня, из-за этой самой воли! Я вот как рассуждаю: был он крепостной, значит, подначальный, и весь предел ему был обозначен... С утра до поздней ноченьки знал он, что делать: дров поди наколи, а теперь марш в кузницу, али там на мельницу, и так всякий часок... Значит, нечего тебе голову думкой ломать, али какой заботой сердце сушить ... И ешь ты свой хлебушко беспрепятственно... Известно, как полагается простому человеку, без барских затеев, без соусов... Но ведь на то ты и простой мужик, раб, крепостной человек!.. Ну, а теперь на воле без старшого изволь сам все удумать... Каждое дельце свое, каждое словцо сам обмозгуй...

— Ах, няня, и не глупый ты человек, а ведь какой вздор ты городишь! Разве можно сравнивать положение крепостного с свободным человеком! Разве ты не видишь, что творится кругом? Какое тиранство, бесчеловечье повсюду!

-99— Так ведь я, матушка-барыня, про нашего Ваську вспоминаю! Как ему, значит, было жить у нас. А как вы изволите сказывать насчет бесчеловечных помещиков, так я вам осмелюсь доложить, что у таких-то еще лучше крепостному: если со смирением крест свой принять, так к лику святых угодников сопричтен будешь...

113

— Ну, уж ты насильно даже в рай собираешься гнать!» Какие огненные, свободные, дерзновенные слова крепостной «рабыни», «вещи», которую, если она обладает даже «феноменальными» способностями, по понятиям этого мира, продают только за полторы тысячи целковых (!)¹¹⁴

и которая в присутствии сильных людей века сего безбоязненно считает себя родней лику святых угодников Божиих, — и какие жалкие, убогие, «интеллигентские» рассуждения о ценности и красоте свободы по прописям и азбукам доморощенных и иностранных «философов» срываются с уст даже самых просвещенных помещиков и помещиц!.. Даже понять не могут последние первых. Им говорят о смирении, святом кресте, добровольном отсечении своей воли ради заповеди Христовой, а у них это извращается каким-то непостижимым образом в «насильно в рай гнать!» и «вздор городишь!» Откуда эти чудовищные представления о христианстве и откуда такая логика, понять невозможно!..¹¹⁵

Но, опять говорю, какое святоотеческое учение в устах старицы, какой духовный мед!

9. Гибельные результаты самочиния на пути спасения

«Я не знаю другого падения монаху, — говорит преп. авва Дорофей¹¹⁶, — кроме того, когда он верит своему сердцу. Некоторые говорят: "от того падает человек или от того", а я, как уже сказал, не знаю другого падения, кроме сего, когда человек последует самому себе. Видел ли падшего — знай, что он последовал самому себе».