Основы изучения языкового менталитета: учебное пособие

Современный лингвистический антропоцентризм восходит к основополагающим идеям В. фон Гумбольдта (подробнее об историко-научных предпосылках этого направления в аспекте изучения языкового менталитета см. раздел 1.1. настоящего пособия). Научная идеология лингвистического антропоцентризма исходит из того простого факта, что природа, сущность и основные свойства языка обусловлены особенностями физического и психического устройства человека, и в соответствии с ними язык должен изучаться. По-новому осмысляя связь языка, человека и мира, лингвистический антропоцентризм XX в. благодаря трудам В. фон Гумбольдта и его продолжателей выводит нас и на признание приоритетной роли языка в познании мира, его преобразовательной активности по отношению к объективной реальности и сознанию. Все это придает языку статус основного источника и главного фактора всей совокупной духовной деятельности человека.

Так понимаемый антропоцентризм как бы становится «словоцентризмом» – представлением о том, что в мире все в известном смысле есть знак, слово, да и сам мир (и человек в нем) тоже, в сущности, есть слово. Это представление, конечно, не ново: практически все мифологии и религии мира так или иначе утверждали эту мысль в качестве одной из ведущих. Поэтому и «лингвоцентрическая ориентация» Л. фон Витгенштейна и аналитической философии XX в., и «тотальный пансемиотизм» современных направлений в общей теории знака – семиотике, и постмодернистская парадигма «мир как текст» – все это лишь отражение древней мифологемы: «В начале было слово…».

Созвучны евангельским, например, слова Г.Г. Шпета: «В метафизическом аспекте ничто не мешает и космическую Вселенную рассматривать как слово». Ему как бы вторит А.Ф. Лосев: «Весь физический мир, конечно, есть слово… Без такого слова нет у нас и никакого другого слова». Это, разумеется, становится таковым благодаря языку. Не случайно и Э. Бенвенист в несвойственной ему категоричной форме заявляет: «Язык воспроизводит

действительность. Это следует понимать вполне буквально: действительность производится заново при посредстве языка». И не только мир, но и сам человек, осуществляя осмысленную деятельность по ознаковлению мира (семиозис) становится знаком, словом, о чем говорит и основатель семиотики Ч.С. Пирс: «Слово или знак, который использует человек, есть сам человек. Ибо, если каждая мысль – это знак, а жизнь представляет собой цепь мыслей, то связанные друг с другом эти факты доказывают, что человек есть знак…».

Сегодня, благодаря успехам семиотики, мы знаем, что основной способ любой деятельности человека в мире – знаковый, и все объекты, попадая в поле познающей, религиозной, ценностной, творческой, психической активности человека, становятся знаковыми, приобретают свойство «быть знаком» (религия, культура, искусство, политика, идеология, право, мораль, просвещение, мода и пр. суть феномены семиотические). И в основе этих «вторичных моделирующих (т. е. знаковых) систем» лежит одна-единственная «первичная», она же главная знаковая система – естественный язык.

Однако естественный язык не может быть вообще языком. Он всегда есть язык национальный. Поэтому если язык и на самом деле каким-то мистическим образом «творит» для нас действительность (т. е. моделирует, интерпретирует ее), то он делает это обязательно в национально обусловленной форме. Важность способа существования языка для нас настолько велика, что, например, в книге В.В. Морковкина и А.В. Морковкиной вполне нейтральное понятие «существование этнического языка» заменяется высоким и значительным словом «бытийствование»: «Бытийствование этнического языка в форме распределенных по языковым личностям индивидуальных языков определяет ряд его замечательных свойств, таких как способность сообщать соответствующему этносу содержательную выделенность, или неповторимость… способность обеспечивать временную непрерывность и пространственные границы этноса, способность «схватывать», накапливать в значениях своих единиц и передавать каждому новому члену этноса наиболее ценные элементы чувственного, умственного и деятельностного опыта предшествующих поколений и ряд других. Все это делает этнический язык едва ли не решающим этногенным фактором» [Морковкин, Морковкина 1997: 38].

Понятие языка как основного этногенного фактора напрямую выводит нас на главную для этой книги идею национального языкового менталитета. Ф.И. Буслаев в книге «О преподавании отечественного языка» пишет: «Язык есть выражение не только мыслительности народной, но и всего быта, нравов и поверий, страны и истории народа. Искренние, глубочайшие ощущения внутреннего бытия своего человек может выразить только на родном языке».

Не слишком ли мы потому преувеличиваем утилитарное, практическое назначение языка быть просто средством общения? Не слишком ли много всего «лишнего» в нашем языке для выполнения чисто коммуникативной задачи? В принципе самодостаточным средством коммуникации (и только им!) является телефон.