Основы изучения языкового менталитета: учебное пособие

Постановка вопроса о национальном своеобразии лексической и грамматической систем естественных языков, при всей своей интуитивной очевидности, далеко не всегда считалась в гуманитарном знании, так сказать, научно легитимной. Действительно, ведь если языки представляют собой лишь несущественно различающиеся между собой «оболочки» единых и универсальных категорий мышления, тогда и особенности фонетики, лексики и грамматики тоже, в сущности, будут лишь формальными, связанными только с особенностями внутрисистемной организации разных уровней, с законами аналогии, упрощения, экономии языковых средств и т. п., которые также едины и универсальны для всех языков и различаются только своими конкретными проявлениями в процессах языковой эволюции.

Затем в науке о языке все же начали соглашаться с тем, что да, есть национальное своеобразие мировидения, системы ценностей и характера народа, но непосредственно к языку как к «формальной оболочке мысли» это отношения не имеет. Одним из первых в многовековой истории мировой мысли, кто увидел, что за указанным национальным своеобразием мировидения нужно и должно искать своеобразие самого языка, особенностей его системного устройства, был В. фон Гумбольдт. Это связано с одним из самых важных и в то же время одним из самых загадочных и неясно определяемых понятий в его энергетической концепции языка как воплощения креативной деятельности духа народа – с понятием «внутренняя форма языка» [Гумбольдт 1984].

Понятие «внутренней формы языка» восходит к разграничению материи

и формы, предложенному еще в философии Аристотеля. Согласно этой дихотомии все в мире, в том числе и язык, имеет два начала: неоформленную материю и форму, которая придает этому неоформленному материалу структуру. Точно так же рассматривается и язык: в нем есть

материя, которая, с одной стороны, состоит из нерасчлененного множества звуков, с другой – из такого же смутного и нерасчлененного множества чувственных впечатлений и представлений человека, и форма,

которая организовывает это не-расчлененное и неоформленное множество звуков и впечатлений в некую структуру, придает ему упорядоченность, как некая «сетка», которая накладывается на материю, расчленяет ее.

«Форме противостоит, конечно, материя»: «В абсолютном смысле в языке не может быть материи без формы… понятие языка существует и исчезает вместе с понятием формы, ибо язык есть форма и ничего кроме формы». А поскольку материя языка представлена в двух «модусах существования» – материя звуков и материя чувственных впечатлений, форма языка также возможна как внешняя, фонетическая, и как внутренняя форма. Итак, В. фон Гумбольдт различает «внутреннюю форму языка» как глубинный принцип его порождения, определяющий собой все своеобразие языковой организации, и «внешнюю форму языка» (звуковую, грамматическую и т. д.), в которой проявляется и воплощается внутренняя форма. При этом внутренняя форма проявляется на всех содержательных уровнях языка – как в лексической категоризации внеязыкового содержания, так и в своеобразной мыслительной организации системы грамматических категорий. Именно внутренняя форма членит мир, воспринимаемый человеком, упорядочивает его мысли и чувства и определяет его «особую позицию в видении мира», что впоследствии будет названо «языковой картиной мира».

Внутренняя форма языка – это своего рода общая «духовная настроенность говорящих на одном языке». И только внутренняя форма языка «ответственна» за то, что «энергия языка», т. е. «постоянная работа духа, направленная на то, чтобы сделать артикулируемый звук пригодным для выражения мысли», протекает именно в том направлении, а не иначе, выбирает именно те средства, а не другие: «Постоянное и единообразное в этой деятельности духа, возвышающей членораздельный звук до выражения мысли, взятое во всей совокупности своих связей и систематичности, и составляет форму языка». При этом В. фон Гумбольдт подчеркивает национальное своеобразие этой деятельности, утверждая, что внутренняя форма языка «представляет собой сугубо индивидуальный порыв, посредством которого тот или иной народ воплощает в языке свои мысли и чувства». Это позволяет сделать вывод о том, что «языки всегда имеют национальную форму, являясь непосредственно и собственно национальным творением».

Итак, внутренняя форма языка выступает как противопоставленная внешней, звуковой и грамматической, форме некая своеобразная концептуально-структурная модель, лежащая в основе грамматики данного языка и организации его лексико-семантической системы. Именно внутренняя форма делает каждый язык уникальным в том смысле, что значимыми являются не столько различия в акустическом облике языковых выражений и в формально-грамматических средствах языка, сколько различия в их глубинном устройстве, т. е. в общем грамматическом строе каждого языка и в зафиксированной в нем модели мира.