Основы национализма

Однако и при учете этого «уменьшения» (особенно в дальних от нас поколениях) количество предков все же громадно. В 1980 году мне довелось держать речь по поводу 600-летия Куликовской битвы, и один из слушателей торжественно объявил, что, как ему совершенно точно известно, его прямой предок участвовал в этой битве. В ответ я сказал, что, поскольку нас отделяет от 1380 года примерно 20 поколений («смена» поколений происходит в среднем через тридцать лет), у каждого из нас потенциально имелось тогда более миллиона предков, а население Руси насчитывало всего 5, максимум 10 миллионов человек, и потому у каждого из присутствующих здесь, вне всякого сомнения, есть прямой предок (и, скорее всего, не один), принимавший участие в великой битве.

Правда, наши предки могли быть среди воинов и Дмитрия Донского, и Мамая, ибо ведь потомки и тех и других давно уже оказались гражданами одной страны! Так, например, Иван Грозный был, по-видимому, потомком не только Дмитрия Донского (его прапраправнуком), но и Мамая, ибо его мать, вторая жена Василия III Елена, принадлежала к князьям Глинским, а есть сведения, что их родоначальником был сын Мамая, крестившийся с именем Александр, – о чем писал еще Карамзин (кстати, из этого следует, что Иван Грозный являлся потомком и самого Чингисхана, так как Мамай был женат на дочери чингизида хана Бердибека).

Впрочем, не будем погружаться в столь далекое прошлое, поскольку мало кто – кроме представителей знатных боярских и дворянских родов – может надеяться отыскать во мгле тех времен своих предков. Более или менее широкое изготовление и распространение всякого рода документации началось на рубеже XVI–XVII веков, и, как мы видели, сын крестьянина одной из брянских деревень В. П. Алексеев смог проследить свою родословную в глубь четырех столетий!

Еще в большей степени это относится к последующему периоду, начиная со времени Петра I. И каждый из нас может рассчитывать на «открытие» своих предков примерно до десятого колена. А так как у любого из нас в начале XIX века потенциально имелись десятки прямых предков мужского пола, а в начале XVIII – даже несколько сотен, в ходе генеалогических исследований с большой степенью вероятности может обнаружиться, что вы, мой читатель, – прямой потомок воина 1812 года и – это уж почти несомненно – участника Полтавской битвы 1709 года или иного сражения петровских времен.

Следует обратить внимание и на тот факт, что, помимо наших прямых предков, имелось поистине необозримое множество их (а значит, и наших) родственников – прежде всего братьев и сестер этих прямых предков в каждом их поколении. Поэтому никак нельзя сомневаться в том, что те или иные представители рода каждого из нас были причастны к тем или иным великим событиям и имели отношение к тем или иным выдающимся деятелям России, хотя современные люди об этом обычно не ведают.

* * *

Мой дед, сын псковского крестьянина Федор Яковлевич Кожинов (1869–1922), в какой-то мере интересовался своей родословной, и нет оснований усомниться в достоверности переданных им моему отцу сведений о том, что его дед, – то есть мой прямой предок в пятом поколении, отец супруги моего прапрадеда Анисима Фирсовича Кожи-нова (то есть отец моей прапрабабки), Федул Русаков сражался в качестве рядового гусара на Бородинском поле, и французская пуля прострелила его кивер.

Я считаю уместным излагать известные мне сведения о своем роде потому, что вижу в его судьбе прямое и яркое воплощение судьбы России XIX–XX веков. Разумеется, нельзя изучать историю страны в рамках истории одной семьи, однако в этой – имеющей вроде бы сугубо частный и «случайный» характер – сфере в самом деле нередко раскрывается весьма существенное содержание, которое невозможно уловить и понять на пути исследования истории страны «вообще».

Одной из главных (если не главной) причин Революции (прописная буква здесь означает, что речь идет обо всех переворотных событиях истории России в XX веке, начиная с 1905 года) было невероятно бурное и стремительное развитие страны, начавшееся примерно с 1880-х годов и особенно с 1890-х (я подробно говорю об этом в № 1 «Нашего современника» за 1994 год). Это с очевидностью выразилось, в частности, в области образования. Из содержательного исследования В. Р. Лейкиной-Свирской «Интеллигенция в России во второй половине XIX века» (М., 1971) можно узнать, что всего за 17 лет – с 1880 по 1897 год – количество (годовое) учащихся в гимназиях возросло с 75 до 220 тысяч, то есть почти в три раза; к концу века в России было уже более миллиона (!) людей с гимназическим образованием.

До сих пор распространено внедренное в чисто идеологических целях представление, согласно которому до 1917 и уж, конечно, до 1900 года гимназии и, тем более, высшие учебные заведения заполняли дети дворян. В книге же В. Р. Лейкиной-Свирской на основе документов показано, что даже и в 1880-е годы дворянские дети составляли значительно менее половины и гимназистов (не говоря уже о «реалистах» – воспитанниках «реальных училищ»), и студентов.