Особенности национального пиара

Процесс летописания находился под жестким «административным» контролем тогдашнего московского митрополита Киприана. Он ориентировался на Византию, Дмитрий Донской его не любил, а потому у Киприана были поводы на него обижаться. В результате — согласно установкам митрополита — в московском своде 1408 года было принижено значение победы своего же, московского князя[85].А вот разорение Москвы татарским ханом Тохтамышем, которое приключилось двумя годами позже, расписано было во всех подробностях. Что ж, прием по управлению общественным мнением известный. Значение основного события можно затушевать, сконцентрировав внимание на событии второстепенном. При этом в своде подчеркивается, что князь Дмитрий Донской бросил Москву на произвол судьбы и уехал в Кострому. О том, что он отправился в Кострому собирать войска против Тохтамыша, даже не упоминается. «Не ста на бой, ни противу его поднял рукы, но поеха в свой град на Кострому». Понять это можно было только как рассказ о личной трусости и подлости Донского.

Зато о вечном сопернике Донского, главе Русско-Литовского княжества Ольгерде говорится с большой симпатией. Тоже все понятно. Если нет возможности опустить героя ниже плинтуса, то надо приподнять его противника. Правда, у Киприана тут была некая моральная проблема: Ольгерд оставался язычником, поганым — в терминах того времени. Ну а летопись создавалась при митрополичьем дворе. Превозносить литовского князя, поклонявшегося священным ужам, церковным писателям-идеологам было ну совершенно невозможно!

А впрочем, почему нет? Обозвав для порядка Ольгерда «безбожным и нечестивым», Киприан затем сосредоточился на положительных личных качествах литовца. Тот предстает как носитель высокой морали, едва ли не как православный монах: «...превзыде властию и саном, но не пива и меду не пиаше, ни вина, ни кваса кисла, и воздержание приобрете себе». Ну а в боях этот высокоморальный Ольгерд побеждал, потому что «не токма силою, елико уменьем воеваше»[86]. Герой... Рыцарь...

Куда смотрел Василий I?

Да туда же, куда обычно — в никуда. Как сейчас бы сказали, его «кремлевская администрация» и «управление внутренней политики» попросту прохлопали нормальную идеологическую диверсию.

Вопрос: зачем все это было нужно русскому митрополиту?

Только ли обида? «Идеологические» разногласия? Разные взгляды на международные аспекты отношений Константинополя, Рима и Москвы?

Не торопитесь, все гораздо проще. Я бы даже сказал, все очень по-современному.

Тут грех не вспомнить одну американскую народную мудрость.

Цитирую: «Пункт первый. Что бы вам ни говорили, помните, вам говорят не всю правду.

Пункт второй. Как бы вам все ни объясняли, знайте, речь всегда идет о деньгах».

Сказано гениально. Американцы вообще гениальны во всем, что касается денег. Этот афоризм, думаю, можно вообще смело делать лозунгом всех политиков и политтехнологов на все времена.

Так и тогда — фальсификация летописи и всяческое PR-принижение роли Дмитрия Донского было лишь частью сложной политической игры митрополита Киприана и Константинополя, смысл которой сводился к двум базовым ценностям: борьбе за власть и, соответственно, за деньги. Бюджеты, так сказать.

История вкратце такова.В воздухе тогда витала идея церковной унии — объединения православия и католичества. Стоя перед лицом угрозы с мусульманского Востока и ища военной поддержки Запада, сам византийский император уже отрекся от православия и принял католичество. Ориентировашийся, как я уже писал, на Константинополь, Киприан всячески продвигал идею «церковной унии» с переподчинением своим напрямую папе римскому.

Логика была такова.

Русская церковь одновременно с Константинополем «ложится» под Рим. Соответственно, папа как утверждает в должности митрополита (то есть тогда уже — кардинала)

Киприана, так, соответственно, и благословляет на трон Великого московского князя. Это означает, что Киприан становится в Москве фигурой как минимум равновеликой князю. А с учетом того, что Рим далеко, а Господь высоко, то еще и абсолютно самостоятельным в своей политике.

Более того, кардинал в этой «новой структуре власти» стал бы значительно ближе к папе и Риму, чем любой князь, а значит, мог бы влиять и на светскую политику непосредственно от имени самого епископа Римского — наместника Бога на земле.

Дмитрий Донской же, напротив, как любой нормальный светский правитель, хотел, чтобы русская церковь подчинялась исключительно ему. Авторитет Донского держался на Куликовской битве. Теперь ее значение стали принижать. Агент влияния в сане митрополита, переживший своего оппонента в ранге великого князя, осуществлял подготовительные PR-мероприятия. Потихоньку готовил общественное мнение к унии. Подпиаривал, так сказать, униатов.

Так вот, одной из примет такой подготовки и стал московский летописный «Свод 1408 года».

Вообще говоря, даже удивительно, какое значение в те давние времена имело письменное слово. Неужели действительно — не вырубишь топором?