Особое детство

Я много боролась с такими представлениями. Мне трудно понять их и еще труднее найти смысл в их толковании. Справедливость относится к таким понятиям. Я обычно спрашивала у людей, что они имеют в виду, когда говорят, что что-то справедливо или несправедливо. "Здравый смысл подсказывает, что это несправедливо". У меня нет такого здравого смысла, который мне подсказывает, и я не знаю, где его взять. Для меня все, что происходит, таково, каково оно есть. Если человек потом придумывает систему классификации, событие, исходя из этой классификации, может оцениваться как справедливое или несправедливое, но это имеет значение только, когда существует классификация.

В моей жизни был период, когда я работала представителем профсоюза, и я должна была вести переговоры о заработной плате. Я внимательно изучила, как выстроена эта система, и узнала, что существует четкая иерархия, и важно, чтобы каждая группа отстояла на определенное расстояние от следующей группы, иначе понижается статус, какой-то группы, а этого быть не должно. В общем, должна была существовать разница между группами, чтобы это было справедливо. Потом, существовали "столбики", какие-то разряды заработной платы, и они должны были распределяться справедливо, каждому по заслугам. Это означает, что мы должны были разговаривать с теми, кто заслужил их, и они должны были находиться в таком соотношении, чтобы все думали, что это справедливо. Если единодушия не получалось, принималось и бралось за основу решение большинства. Я предполагала, что в Стокгольме есть, какой-то стандарт, что-то вроде бруса длиной в метр, который хранится во Франции и служит эталоном для всех метров в мире. На основе этого, стандарта строится система, и тогда она становится понятной, и если все согласны насчет этого главного метра, тогда люди могут увидеть справедливость. В какой-то момент к нам поступила новая группа сотрудников, зарплата которых не была оговорена в центре, их нужно было "определить" на подходящий уровень. Я звонила в Стокгольм и узнала, что это мы должны решить на месте. Тогда я позвонила в разные коммуны и спросила, какой у них "подходящий уровень" для такой работы. Никто не знал. Я опять позвонила в Стокгольм и поинтересовалась, как выглядит шаблон, чтобы знать, из чего исходить при расчете заработной платы. Я думала, что если я буду знать критерии, я наверняка смогу рассчитать, где место такой работе на шкале зарплат.

Сначала мне пришлось ждать, потому что они не поняли, о чем я говорю, и мне пришлось говорить немного громче, потом еще громче и еще громче. Оказалось, что не существует никаких подобных критериев, а следует исходить из "ответственности". Тот, у кого больше ответственности, должен иметь самую высокую зарплату. Тогда я спросила о критериях ответственности. Их тоже не было, а "каждый человек хорошо понимает, что это значит, и кто несет больше ответственности".

Я так и не поняла, как же все-таки люди узнают, что справедливо, а что несправедливо, когда не из чего исходить, но люди часто злились, когда видели несправедливость, чувствовали себя оскорбленными и хотели восстановить справедливость. То же самое с ответственностью: в моем мире, где все брали на себя всю ответственность, какую только могли, ни к кому не относились хуже оттого, что он или она не понимает сложных вещей, а здесь была определенная последовательность: человек должен делить ответственность и следить за тем, чтобы тот, у кого больше ответственности, получал большую зарплату.

Я опять стала звонить в другие коммуны и спрашивать, разобрались ли они с этими зарплатами, и один человек сказал мне: "Смотрите, мы берем приблизительно XX, это середина между специалистом по проведению досуга и социальным работником, этого, надо полагать, хватит". Многие потом звонили друг другу, и все помещали эти зарплаты на один уровень, кивая друг на друга: "Так получают эти работники в каждой коммуне, и будет справедливо, если у тебя будет то же самое".

Ловушка-22. Кто-то высказал предложение, совершенно произвольно, с тех пор его используют как справедливую модель, и основанием служит то, что так должно быть во всех местах, тогда будет справедливо, а если кто-то уклоняется от этого, тогда получается несправедливо и человек проявляет несолидарность.

Кто-то объяснил мне, что если все не могут получить что-то, то никто не должен получить это, если только не существует особых причин, которые узаконивают эту несправедливость. Я тогда подумала, что поскольку не все люди на свете могут купить мороженое, тогда всех надо лишить мороженого, если это справедливо. Я отстаивала этот тезис, и люди считали меня смешной. Ведь так рассуждать нельзя, нужно говорить о Швеции. Тогда я заявила, что в Норланде не растут сливы, значит, никто не должен есть сливы или, по крайней мере, те, у кого растут сливы, должны делиться с норландцами. Так рассуждать, оказалось, тоже нельзя. Что же такое справедливость?