На обратном пути от отеля “Коннот” до улицы Пэлл-Мэлл Кита одолевали грустные мысли, развеять которые не мог даже благоухающий цветами весенний ветерок. Бедный Джеб. Похоже, у него и впрямь что-то не так с головой. Кит очень ему сочувствовал: его бывшего товарища и храброго вояку довели до ручки алчность и едкая, желчная обида. Но он помнил Джеба не таким. Для Кита он навсегда останется образцом для подражания, мужчиной, достойным уважения. И если в будущем их пути пересекутся вновь — не дай Бог, конечно, но вдруг, — он без малейшей заминки протянет ему руку дружбы. Ну а что касается подозрений Криспина насчет случайности их встречи во время ярмарки… У него нет времени для такой чепухи. Это была случайность, да и только. Даже самый гениальный из актеров не смог бы изобразить то отчаяние, ту пустоту, что читались во взгляде Джеба тогда на ярмарке. Возможно, он сошел с ума и страдает вьетнамским синдромом или еще каким-нибудь звучным заболеванием, каких в наше время стало чересчур уж много. Но для Кита он был и будет Джебом — другом, который помог ему взобраться на самый пик его карьеры. И этого уже никогда и никому не изменить.
И, держа в голове эту тщательно обдуманную формулировку, он свернул на боковую улочку и сделал то, чего хотел и боялся с того самого момента, как вышел из “Коннота”, — позвонил Сюзанне.
— Сьюки, все просто отлично, — осторожно подбирая слова, сказал Кит. Эмили как-то съязвила, что возможность прослушки заботит маму куда больше, чем его самого. — Оказалось, этот несчастный просто болен. Он бродит в потемках и не может отличить правду от выдумки. Понимаешь? И никто, слышишь, никто не пострадал. Сьюки, ты меня слышишь?
О Господи, она плачет. Нет, такого не может быть. Сьюки никогда не плачет.
— Сьюки, милая, ничего не было, пойми. Никаких жертв. Все хорошо. Все дети целы. И их матери тоже. А наш друг с ярмарки не совсем в себе. Мне его очень жаль, он хороший человек с сильным расстройством психики. У него проблемы с восприятием реальности, проблемы в денежном плане, вот в его бедной больной голове все и смешалось. Все это — информация из первых рук, с самого верха.
— Кит?
— Да, дорогая? Что с тобой? Сюзанна, не молчи!
— Все в порядке, Кит. Я просто устала. Но мне уже лучше.
Она ведь не плачет, да? Сьюки ни разу в жизни не плакала. Его Сьюки не плачет. Никогда. Кит думал было позвонить Эмили, но в последний миг остановился: утро вечера все-таки мудренее.
В клубе Кита как раз было время аперитива. Он поздоровался со старыми приятелями. Те угостили его кружечкой пива, он угостил их в ответ. На длинном столе дымились почки и бекон. В библиотеке подавали кофе и портвейн — прекрасный способ сделать хороший вечер еще лучше. Лифт не работал, но Кит без труда одолел четыре лестничных пролета и прошел бесконечный коридор, не задев в темноте ни одного огнетушителя. Войдя к себе в комнату, он пошарил рукой по стене, пытаясь нащупать выключатель. В комнате было свежо, даже холодно. Неужели предыдущий жилец нарушил строгие правила клуба и курил в комнате, а затем оставил окно открытым, чтобы скрыть улики своего чудовищного злодеяния? Если так, то нужно обязательно нажаловаться секретарю клуба, решил Кит.
Когда же он наконец нашел выключатель и зажег свет, то увидел перед открытым окном кресло из искусственной кожи, в котором восседала фигура в темно-синем пиджаке с белым платочком в кармане — Джеб собственной персоной.
4
В субботу ночью, ровно в три часа двадцать минут, перед дверью ислингтонской квартиры Тоби Белла приземлился коричневый конверт формата А4. Тоби лишь недавно вернулся из своей нервной, но, безусловно, успешной командировки в Бейрут.
Соскочив с кровати, Тоби схватил с тумбочки фонарик и на цыпочках прокрался по коридору. За дверью послышался звук удаляющихся шагов. Вот кто-то прикрыл за собой дверь в подъезд.
Конверт оказался пухлым, из промасленной бумаги и без марки. В левом верхнем углу большими буквами написано: “ЛИЧНО В РУКИ. КОНФИДЕНЦИАЛЬНО”. Адресат — Т. Белл, эсквайр, квартира № 2. Изящный, типично английский почерк отправителя Тоби не узнал. Клапан конверта был заклеен двойным слоем скотча, концы которого заходили и на переднюю сторону конверта. Отправитель указан не был. Наверное, любезное обращение “эсквайр” должно было успокоить Тоби, но на деле оказало обратный эффект. Конверт был плоским — наверное, внутри письмо, не бандероль. Но Тоби прекрасно знал, что оторвать руки к чертям собачьим может и очень плоская бомба.
В том, что письмо доставили поздно ночью прямо к его квартире на первом этаже, не было никакой загадки. По выходным дверь подъезда часто оставляли открытой. Немного успокоившись, Тоби поднял конверт и, держа его на расстоянии вытянутой руки, пошел на кухню. Изучив конверт под ярким светом лампы, он осторожно вскрыл его ножом и вытащил еще один конверт, подписанный той же рукой: “Вниманию Т. Белла, эсквайра. КОНФИДЕНЦИАЛЬНО”.
Второй конверт тоже был скреплен липкой лентой. Внутри Тоби обнаружил два голубых листа без даты, исписанных убористым почерком.
Отправлено: