Особые обстоятельства (СИ)

У нее — упрямство, которого он не ожидал, ведь была послушной и покорной. У него — раздражение, неприятное удивление, и как следствие — растущая злость. Бешенство заполняет разум и сердце, выливается за грани разумного, берет власть над словами и жестами. Но он ставит этому бешенству рамки. Его слова — камни, выпущенные из пращи. Его фразы — стрелы с ядовитыми наконечниками. Его голос — безжалостная раскалённая пила.

Ее слова — мокрые осенние листья. Ее глаза — небо, плачущее дождем. Ее лицо — маска тишины. Он — зол и упрям, она — упряма и печальна. И никогда ни одной из этих темных нитей не сплестись со светлой. И не завязать яркий узелок на чужом сердце — только черная лента тянется от алого к алому. Ни один не простит.

И ещё одно сердце не простит тоже. Яркое-яркое, огнем горящее сердце.

Решимость, она всегда с металлическим блеском. Решимость текуча, как ртуть, и одновременно прочна, как илендская сталь. Решимость горит ярким пламенем — но ровно до первого вскрика от боли. У боли тоже огненно-кровавая расцветка и металлический запах. Она теснит решимость, разрушает, разрывает ее, и та опадает белыми лепестками вниз, к босым ногам… Чтобы соткаться в новое прочное полотно.

Боль.

Идея уже не кажется такой хорошей. Прокрадывается сомнение. Проминает решимость, словно бьёт по ней кувалдой.

Боль.

Свинцовой тяжестью наливаются руки. Кажется, поднять их нет никакой возможности и уж точно не получится резко взмахнуть рукой. Особенно по себе самой.

Но руки поднимаются.

Боль.

Вдох-выдох. Решимость вытекает из тела со вздохами, со слезами, сквозь пальцы — дрожащие, но крепко сжимающие хлыст.

Взмах…

Ей будет холодно, когда она выйдет на улицу. И больно. Но эту игру надо доиграть до конца. Кованые ограды — такая прелесть! За них можно хвататься и кое-как идти дальше.

Куда?

Конечно, у нее есть план.

Только не к доктору. Ни за что.

— Только не к доктору! — прохрипит она, падая в такую желанную холодную темноту.

В ночной темноте прячется многое. И многое именно в ней открывает свое лицо. В маленьком домике в конце тихой улочки — самая настоящая буря. До этих пор — невидимая. Эмоции бушуют внутри двоих, но пока ещё они не превратились в слова — не сталкиваются.

Зря я тебя откопала!

Зря ты меня откопала.

Все равно норовишь влезть в петлю!

Все равно на меня никогда не смотришь.

Столько обустраивались, и все насмарку из-за глупой выходки! Какая глупость — угрожать сыщику из столицы!

Столько обустраивались, день и ночь вместе, но ласковой руки удостаивается только зверь. А человек — лишь очередной недовольной тирады.

И ради чего представление?

И ради чего тогда быть человеком?

Зачем выхаживать такого глупого? Чтобы потерять пару лет спустя?

Зачем выхаживала того, на кого теперь и смотреть не хочешь?

Эмоции словно в котле кипят. Так много не сказано за эти годы! Это так странно и обидно — быть одновременно и вместе, и врозь!

Почему ты никогда не подходишь близко человеком, не зверем?

Почему ты никогда не улыбаешься человеку?

Это как будто натягивает что-то внутри. И появляется глупая обида. И хочется сказать колкое. И приходится молчать и хмурится, чтобы не обидеть злым словом.

Никогда не улыбаешься. Только хмуришься и лопочешь что-то на своем тарабарском себе под нос. Да так грозно, что подойти страшно.

Мне кажется, я такая обуза! И вся эта затея осесть, завести лавку — лишь благодарность за лечения, ставшая цепью, на которую ты посадил себя сам.