Особые отношения

У меня широкий круг обязанностей: я выслушиваю тех учеников, которым просто необходимо, чтобы их выслушали; налаживаю связи с приемными комиссиями колледжей, чтобы они не забывали о нашей школе; поддерживаю тех, кто слишком робок и боится говорить; проявляю чудеса изобретательности, составляя расписания занятий трехсот учеников, которые все хотят изучать английский факультативно. Сегодня на моем диване сидит мама Микаэлы Берриуик — девятиклассницы, которая только что получила по социологии четыре с плюсом.

— Миссис Берриуик, — говорю я, — это еще не конец света.

— Я и не рассчитывала, что вы поймете, мисс Шоу. Микаэла с рождения мечтает поступить в Гарвард.

Что-то я в этом сомневаюсь. Ни один ребенок не вылезает из материнской утробы с четким планом, в какой университет отправит свое резюме, — выбор помогают сделать рьяные родители. Когда я училась в школе, термина «родители-вертолеты» еще даже не существовало.

— Нельзя позволить учителю истории, который невзлюбил мою дочь, запятнать ей характеристику, — гнет свое миссис Берриуик. — Микаэла с радостью готова пересдать экзамен, чтобы мистер Левин задумался над своей системой оценивания знаний…

— Гарварду все равно, что у Микаэлы по социологии. Гарвард больше интересует, готова ли девочка весь первый курс по-настоящему искать себя, узнать, к чему она склонна.

— Вот именно! — восклицает миссис Берриуик. — Именно поэтому она посещала курсы по подготовке к сдаче отборочного теста.

Микаэле еще два года учиться до сдачи вступительных тестов. Я вздыхаю.

— Я поговорю с мистером Левиным, — говорю я. — Но ничего не обещаю.

Миссис Берриуик открывает сумочку и вытаскивает пятидесятидолларовую банкноту.

— Я рада, что вы на моей стороне.

— Я не могу взять у вас деньги. Нельзя за деньги купить Микаэле лучшие оценки.

— Я не покупаю, — прерывает меня собеседница, натянуто улыбаясь. — Микаэла ее заслужила. Я просто… хочу выразить свою признательность.

— Спасибо, — отвечаю я, отталкивая протянутую банкноту. — Но я на самом деле не могу взять деньги.

Она меряет меня взглядом.

— Только не обижайтесь, — таинственно шепчет она, — но вы могли бы одеваться не так старомодно?

Я думаю о том, как подойду к Алеку Левину и попрошу его изменить оценку Микаэле Берриуик, когда слышу чей-то плач в смежном кабинете.

— Прошу прощения, — говорю я, уверенная, что это плачет десятиклассница, с которой я общалась час назад. У нее двухнедельная задержка, и парень бросил ее после того, как у них случился секс. Я хватаю коробку с салфетками — школьные психологи могли бы рекламировать «Клинекс» — и покидаю кабинет.

Однако плачет не десятиклассница. Плачет Зои.

— Привет.

Она пытается улыбнуться, но выходит лишь жалкое подобие.

После нашей злополучной поездки в Бостон прошло три дня. После выскабливания я в конце концов дозвонилась до ее матери, которая вернулась с конференции и встретилась со мной в доме Зои. С тех пор я звонила Зои бессчетное количество раз, чтобы справиться о ее самочувствии, пока она не сказала, что, если я еще раз позвоню и спрошу, как она себя чувствует, она положит трубку. Если честно, сегодня она должна была вернуться на работу.

— Что случилось? — спрашиваю я, заводя ее в свой кабинет.

И закрываю дверь.

Она вытирает салфеткой глаза.

— Я этого не заслужила. Я хороший человек, — говорит Зои, и губы ее дрожат. — Я пытаюсь быть доброй, удобряю землю и жертвую бездомным. Не забываю говорить «спасибо» и «пожалуйста», каждый день чищу зубы зубной нитью и на День благодарения помогаю на походной кухне. Я работаю с людьми, страдающими болезнью Альцгеймера, и людьми, страдающими от депрессии, с теми, кто напуган, пытаюсь привнести в их жизнь что-то хорошее, хоть что-то, о чем они бы помнили. — Она поднимает на меня взгляд. — И что я получаю взамен? Бесплодие. Выкидыши. Мертворожденного ребенка. Чертов эмболизм. Развод.

— Это нечестно, — просто отвечаю я.

— Как и прозвучавший сегодня телефонный звонок. Врач, та, из Бостона… Она сказала, что они сделали анализы. — Зои качает головой. — У меня рак. Эндометриальный рак. И — подожди, я еще не закончила! — это хорошая новость. Его диагностировали на ранней стадии, поэтому мне могут удалить матку и у меня все будет прекрасно. Разве не поразительно? Наверное, стоит поблагодарить, что я родилась под счастливой звездой. А что дальше? Мне со второго этажа кирпич упадет на голову? Или меня выселят из квартиры? — Она встает и начинает оглядываться. — Можете выходить! — кричит она стенам, полу, потолку. — Что за чертова версия скрытой камеры? Кто решил, что в этом году я многострадальный Иов? С меня хватит. Я сыта по горло. Я…

Я встаю и крепко ее обнимаю, обрывая на полуслове. Зои на мгновение замирает, а потом начинает рыдать, уткнувшись в мою шелковую блузу.

— Зои, я… — начинаю я.

— Не смей! — обрывает меня Зои. — Не смей говорить, что тебе жаль.