— Ox, — произнесла Анни.
— И еще, — Салли широко улыбнулась. — «Эс. Вэ» притащил свой последний кирпич. — Анни резко повернулась.
— Почему ты сразу не сказала? Где он? Ты читала его? Как он?
Салли подняла руку как дорожный полицейский.
— Это творение — на твоем столе. Я туда даже не заглянула. Чтобы оно было в первозданном виде.
Анни, снимая на ходу пальто, поспешила к себе, к своему столу. Как всегда, на нем лежали три папки. На папке с самыми неотложными делами лежала тоненькая папочка с прикрепленной запиской: «Все в порядке? Себастьян». Анни улыбнулась. Себастьян Винтер, ее Великая Надежда. Как же он любил дурачиться!
Два года назад она предложила ему попробовать свои силы в беллетристике. Ему было всего тридцать, но он уже вел свои колонки в нескольких престижных газетах и написал три документальные книги, но Анни чуяла, что этим его таланты не исчерпываются. Она попросила его придумать что-нибудь эдакое, и после долгого молчания он принес наметки своей будущей повести — что-то вроде боевика времен второй мировой. Дальше последовал героический период в ее жизни — она убеждала, уламывала, умоляла, просила, льстила, наконец, только чтобы он принес ей первые сто страниц. В прошлом июле на ее стол легли заветные сто страниц с запиской, что автор уверен в провале. Она читала начало повести весь вечер, и ее все больше охватывало ликование — верный бестселлер. Она схватилась за телефонную трубку и вытащила Себастьяна из постели, ибо звонить ему она кинулась уже за полночь. Но с творческой удачей можно поздравить и в первом часу ночи, не дожидаясь утра. На следующий день они в обеденное время вместе отметили удачное начало шампанским. Анни возвращалась в офис под заметным хмельком, и желудку ее было уже не до чьих-то творческих удач. Если подобные излишества будут повторяться, придется менять профессию.
Новость о новой книге просочилась, и к сентябрю ее уже осаждали книгоиздатели, жаждавшие взглянуть на рукопись. Они вернулись из отпусков и хотели начать работу с какой-нибудь сенсационной книги, которая бы укрепила их репутацию. Анни затеяла тогда еще одну азартную игру — зная, что интерес к книге очень силен, устроила аукцион. Аукцион растянулся на целых четыре дня, а когда наконец завершился, оказалось, что финальная цена вдвое выше, чем в самых смелых ее мечтах. Как она и предполагала, британская фирма перепродала права на публикацию своим американским партнерам. А уж если заинтересовался Нью-Йорк, то за ним последует вся Европа и Япония. Может быть, даже Голливуд. С хорошим режиссером может получиться сенсационный фильм. В начале этого месяца Анни побывала на франкфуртской книжной ярмарке. Ее засыпали приглашениями на обеды, вечеринки и конфиденциальные встречи. В последний вечер, накануне отъезда, Анни, возвращаясь с одним весьма привередливым американским книгоиздателем в такси в отель, получила предложение на двадцать пять тысяч долларов — за очередную книгу Винтера. Анни отказалась. Ярамарка — это не то место, где следует давать пустые обещания. Когда писатель напишет книгу и вручит ей, своему литературному агенту, в руки, она продаст ее в Нью-Йорке сама.
И вот заветная рукопись здесь, у нее, в этой небесно-голубой папке — как новорожденный в одеяльце. Пальцы Анни потянулись к папке, ей не терпелось приняться за чтение, но вот-вот ей встречаться с Джеком, а он не терпел опозданий. Да и вообще, рукопись заслуживала того, чтобы ею занимались не между делом, а основательно. Потому следующие двадцать минут Анни посвятила просмотру почты. Самым последним оказалось письмо, которое секретарша не вскрыла, поскольку на конверте было написано: «Лично». Удивленно подняв брови, Анни перевернула конверт, чтобы посмотреть на обратный адрес. Ли Спаго, Шеридан Роуд, Чикаго. Да кто же это? Она отложила письмо на середину стола, на видное место, и отправилась по лестнице наверх.
По пути зашла в туалет, чтобы посмотреться в зеркало. Если Джек передумал брать ее в штат, надо использовать все карты. Она критически себя осмотрела. Черная юбка, клетчатый жакет с серебристыми пуговицами и белая блузка. Голубые глаза, светлые, с рыжеватыми прядями волосы, постриженные на дюйм выше плеч, губная помада еще вроде не стерлась. Для Джека сойдет.