Особый отдел

Не говоря никому ни слова, он приблизился к столу, за руку поздоровался с Горемыкиным, а потом обнялся с Кондаковым, для чего последнему пришлось согнуться чуть ли не пополам.

— Хорошо выглядишь, Ванечка, — сказал Кондаков без всякого сюсюканья, как равный равному.

— Маленькая собачка — всегда щенок, — хрипловатым голосом ответил пацан и, усевшись по другую сторону стола, вытащил пачку сигарет.

Сколько помнил себя Цимбаларь, в этом кабинете никогда не курили, а сейчас Горемыкин без всяких прекословий пододвинул странному гостю хрустальную вазочку, призванную заменить собой отсутствующую пепельницу.

Однако пацан не обратил на эту услугу никакого внимания и, жадно затянувшись, стряхнул пепел в спичечный коробок, который держал перед собой.

— Ох, полегчало, — он даже зажмурился от удовольствия. — Считай, две недели табака не нюхал.

— Что так? — участливо поинтересовался Кондаков.

— А это ты видел? — пацан сдернул с головы бейсболку и под ней оказались две довольно жиденькие косички, украшенные белыми бантами. — Под девчонку работаю. Целый день у всех на виду. Маньяка-педофила подманиваю. Сегодня вечером последний выход.

— Хочу представить вам нашего нового сотрудника Ивана… — начал было Горемыкин.

— Можно без отчества, — перебил его наглый недомерок, пуская в потолок струю дыма. — И без фамилии. Зовите меня просто Коршун.

— Иван… э-э-ээ… Коршун, — начальник слегка поперхнулся, — сыщик, как говорится, милостью божьей.

— Причём в третьем поколении, — добавил Кондаков.

— В четвёртом, — поправил малыш. — Прадед мой состоял филёром в сыскном отделении Департамента полиции. Теперь об этом, слава богу, можно говорить вслух… Одним словом, будем знакомы.

Ваня Коршун легко соскочил со стула и приблизился к сидевшей в сторонке парочке (остальных присутствующих он, похоже, знал прекрасно). Как истый джентльмен Ваня сначала облобызал запястье Людочки и отпустил в её адрес замысловатый комплимент, а уж потом обменялся с Цимбаларем энергичными рукопожатиями.

— Наслышан, весьма наслышан, — сказал Ваня, распространяя лёгкий запах коньяка.

— «Квинт» употребляешь? — по-свойски поинтересовался Цимбаларь.

— Вообще-то я употребляю «Мартель», но его в наших забегаловках не сыщешь, — откровенно ответил Ваня.

Только внимательно приглядевшись, можно было понять, что это никакой не ребёнок, а взрослый человек очень маленького роста, короче говоря, карлик, но сложенный на диво пропорционально.

— Как я посмотрю, при формировании вашей опергруппы оказались соблюдены все правила политкорректности, — промолвил Горемыкин. — Есть и женщина, и ветеран…

— И инвалид, — бесцеремонно добавил Ваня Коршун.

— И чернокожий, — не сдержался Цимбаларь.

— Тогда не смею вас задерживать. Действуйте. — Горемыкин передал бювар с документами Кондакову, что было равносильно вручению маршальского жезла. — Как говорится, ни пуха ни пера.

— К чёрту! — дружно ответили все, кроме Вани, наслаждавшегося курением.

— Люди вы самостоятельные, поэтому обязанности внутри опергруппы распределите по собственному усмотрению, — продолжал Горемыкин. — Через месяц встретимся.

— А если мы уже завтра дело раскрутим? — полюбопытствовал Цимбаларь.

— Хотелось бы надеяться. Но результат вы всё равно доложите через месяц, — сказано это было с нажимом на последнее слово. — А сейчас позвольте откланяться. Через два часа мне нужно быть в аэропорту.

— На Кипр, наверное, собираетесь, — льстивым голосом осведомился Кондаков. — Или в Швейцарию?

— Свой отпуск я обычно провожу в горных ашрамах Непала, — покидая кресло, небрежно ответил Горемыкин.

Все гурьбой направились к выходу, и провожал их запечатлённый на портрете ясный взор президента Российской Федерации Ильи Владимировича Митина — политика с безукоризненной репутацией, стопроцентного русака православного вероисповедания, поощрявшего, впрочем, и все другие официальные конфессии, примерного семьянина, спортсмена, либерала умеренного толка, в прошлом разведчика, преподавателя, администратора и экономиста, пользующегося безоговорочной поддержкой мирового сообщества и симпатиями подавляющего большинства сограждан.

Просто не верилось, что кто-то мог покуситься на такого человека.

— Каков жук! — возмутился Кондаков, когда Горемыкина и след простыл. — Ведь специально в отпуск ушёл, чтобы ответственность с себя снять! Могу поспорить, что приказ подписан задним числом. Вчерашним или позавчерашним. Если мы опростоволосимся — с него взятки гладки. А если, наоборот, докопаемся до истины — героем окажется он.

— Похоже, Пётр Фомич, вы утрируете опять и опять, — вздохнула Людочка. — Приказы по личному составу подписываются раз в неделю по пятницам. А сегодня среда.

— Да ему наших кадровиков вокруг пальца обвести, как мне, извиняюсь, облегчиться! — не сдавался Кондаков. — Не человек, а налим скользкий. И откуда только такие берутся?

— Ты у него сам спроси, — посоветовал Ваня Коршун. — А то, что ты сейчас говоришь, называется «красноречием в сортире».

— И спрошу! — пообещал Кондаков. — Обязательно спрошу. Когда на пенсию оформлюсь.