Затем наступило молчание, во время которого сын и отец не сводили друг с друга напряженного взгляда. Джеффри почувствовал лихорадочный жар, кровь прилила к лицу. Человек, сидящий напротив него, казался сразу и чужим, и знакомым, тем, о котором ему известно все, и тем, о котором он не знает ничего. Как ученый, посвятивший свою жизнь изучению психологии убийц, как эксперт, принимавший участие в расследованиях, он знал о нем немало, но как сын он понимал, что имеет дело с неразгаданной тайной. Он ощущал странное головокружение от желания поскорее узнать, что у них общее, а что нет. И с каждой ноткой отцовского голоса, с каждым его жестом Джеффри испытывал новый приступ страха, опасаясь, что и он может так говорить или так выглядеть. Это напоминало аттракцион с кривыми зеркалами, когда не сразу поймешь, где искажение начинается и где заканчивается. Джеффри чувствовал себя так, как чувствует себя человек, который дышал тем же воздухом и пил из того же стакана, что и больной, страдающий каким-то опасным вирусным заболеванием. Оставалось лишь переждать инкубационный период и выяснить, произошло заражение или нет.
Он жадно ловил ртом воздух.
— Ты меня не убьешь! — выпалил он.
Отец опять усмехнулся, как человек, безгранично довольный собой.
— Могу убить, — ответил он, — а могу, опять же, и не убивать. Но на сей раз, сынок, ты не задал вопроса, какой должен был бы задать.
— И что же это за вопрос? — осведомился Джеффри.
Отец поднял бровь, словно его не то удивил тон, которым этот вопрос был произнесен, не то раздосадовало, что сын оказался таким недогадливым.
— Следовало спросить, — снизошел он наконец до объяснения, — должен ли я это сделать?
Джеффри вдруг почудилось, что в гостиной стало очень жарко. Губы пересохли.
— Да, — произнес он. — Думаю, что должен.
Он слышал свой голос и не узнал его. Словно это сказал кто-то другой, кто находился далеко.
И снова ему показалось, что отец доволен.
— Почему? — спросил тот.
— Потому что иначе ты никогда не сможешь быть спокойным. Никогда не сможешь быть уверенным, что я не подкарауливаю тебя где-нибудь поблизости. Потому что я опять сумею тебя найти. А ты не способен действовать, если не чувствуешь себя в безопасности. В полной и абсолютной безопасности. Она тебе просто необходима. Она часть тебя, без нее ты ничто. А зная, что я жив, ты никогда не будешь в безопасности.
Питер Куртен покачал головой.
— Ну нет, — возразил он. — Я могу это гарантировать.
— Каким образом? — резко спросил Джеффри.
Отец не ответил. Вместо этого он протянул руку к стоящему рядом с ним журнальному столику и взял с него электронный приборчик. Он поднял его так, чтобы Джеффри было его хорошо видно:
— Обычно такими вещицами пользуются молодые родители, которые хотят всегда быть в курсе того, что происходит с их детьми. Кажется, ваша мать тоже пользовалась таким устройством, когда родились вы с Сьюзен. Не могу точно вспомнить, прошло столько времени. Как бы то ни было, эти штуковины могут оказаться удивительно полезными.
Питер Куртен нажал кнопку и проговорил в электронное переговорное устройство:
— Кимберли, ты там? Слышишь меня? Кимберли, я хочу, чтобы ты знала: у тебя появился шанс на спасение.
Куртен нажал другую кнопку, и Джеффри услышал через радиопомехи еле слышный испуганный голосок:
— Пожалуйста, кто-нибудь, помогите, прошу вас…
Отец щелкнул переключателем, и голос умолк.
— Интересно, останется ли она в живых? — спросил Куртен с усмешкой. — Захочешь ли ты спасти ее, Джеффри? Захочешь ли спасти эту девочку, свою сестру, свою мать и себя самого? По плечу ли тебе такая задача? Выдержишь ли ты? — Он опять усмехнулся. — Честно говоря, мне что-то не слишком верится. Куда тебе кого-то спасти!
Джеффри ничего не ответил. Однако же отец продолжал пристально на него смотреть.
— Ну что, разве я недостаточно тебя воодушевил? — поинтересовался он.
— Пока что ничего по-настоящему воодушевляющего я не услышал.
Питер Куртен покачал головой.
— А по-моему, придумано достаточно недурно, — возразил отец и опять взял в руки переговорное устройство.
— Какое отношение имеет эта… — начал было Джеффри, но не успел закончить, потому что отец его перебил:
— Самое непосредственное.
Они замолчали.
Затем в полной тишине снова раздался шепот Кэрил Энн Куртен:
— Питер, позволь мне прикончить и ее, и его. Пожалуйста. Я тебя умоляю. У нас еще есть время.
Однако Питер Куртен одним движением руки отмел ее просьбу.
— Давай сыграем кое в какую игру, Джеффри. Игру очень опасную. И ключевым элементом в ней станет эта девчушка.
Джеффри продолжал хранить молчание.
— Ставки высоки, — продолжил его отец. — Твоя жизнь против моей. Жизни твоей матери и сестры против моей. Твое будущее и их будущее против моего прошлого.
— Какие правила?
— Правила? Никаких правил.
— Тогда что это за игра?
— Ну же, Джеффри, ты меня удивляешь. Это самая главная игра в этом мире. Имя ей — смерть.
— Все равно не понимаю.
Губы Питера Куртена в очередной раз скривились в усмешке.