Осознание

Но он меня не ударил. Он даже наверное впервые сочувственно, именно сочувственно спросил у меня:

- Вы ведь так долго не выдержите. Сердце однажды не выдержит. Не сейчас понятно, но когда будете старше. И умерев во сне умрете и в жизни. Я принял его правила игры и спросил:

- И как вы мне предлагаете бороться с этим?

Вернувшись в кресло напротив меня он сказал, низко склонившись и смотря мне прямо в глаза:

- Раскаянье спасет вас. И только раскаянье!

Я взревел, пугая даже самого себя:

- Да в чем раскаянье?! В чем?! В чем Я еще виноват!?

Отпрянув от моего выкрика в лицо мужчина откинулся в кресле и тихо сказал:

- В слабости. В трусости. В малодушии.

- Это я-то?! - изумился и возмутился я. - Это я-то трус? Да пошел ты идиот!

Мужчина расстроено сказал:

- Да я-то уйду. Это вам уйти некуда. Куда бы вы не бежали прячась, как полевая мышь, ваша совесть все равно найдет вас и вопьется беспощадными когтями ночного хищника. хотя мне кажется вы уже забыли это ощущение. Или еще помните?

Я передернулся от всплывшего воспоминания, как что-то пронзает мое тело во многих местах и, отрывая от земли, уносит к темнеющим небесам.

- Помню. - огрызнулся я. - Не помню откуда но помню.

Покивав мужчина движением руки выгнал меня из моего сна.

Катя уехала в мае, когда даже погодные генераторы выключили, но тепло нежным покрывалом накрывшее город не рассеивалось даже ночами. К нашему общему удивлению в такую рань к поезду попрощаться с дочерью приехал и ее отец. Она с ним встречалась на моей памяти всего несколько раз. Причем предпоследний я сидел в машине возле министерства и наверное пачку скурил ожидая ее возвращения. Она никогда не рассказывала об их разговорах. А я и не спрашивал. Я принял эти тупые правила этой глупой игры. Так что впервые воочию я увидел ее отца там на вокзале. Почти не похожий на свои портреты и без телевизионного грима и монтажа он казался невероятно уставшим человеком. Жесткость, конечно, была заметна больше, но и усталость не укрылась от моих глаз.

С дочерью он разговаривал тепло и долго. Так получилось что он сожрал все время которое мы рассчитывали провести с ней вдвоем. Только перед самым отправлением поезда отец позволил мне подойти и телохранители пропустили меня в ним.

- Ну, все дочка. - сказал он глухим, совсем не телевизионным голосом, и поцеловал Катю в лоб. - Помни, что мы с мамой тебя очень любим. Береги себя. Оглядев меня с ног до головы просто кивнул не протягивая руки и сказал:

- Катя очень хорошо о тебе отзывалась. Если будет нужна работа у нас скажи ей. Она знает как тебе помочь. Я, пытаясь пошутить, сказал:

- Да мне сказали, что у вас там люди за бесплатно работают. Я как-то привык за более весомые ценности. Он даже не улыбнулся говоря:

- За наше «бесплатно», люди готовы сутками, семь дней в неделю, круглый год работать. Это мы их отдыхать заставляем. Иначе бы и не выходили бы из-за рабочего места.

Его шутка получилась удачнее. Хотя, как позже оказалось, что и не шутка это вовсе. Он тактично оставил нас вдвоем и в сопровождении охраны покинул перрон.

Мы, оставшиеся несколько минут просто целовались, ничего не говоря. Все было сказано уже ночью. Все было решено и продумано. Каждый из нас пообещал друг-другу нечто важное, и мы собирались сдержать эти, немного детские для нашего возраста, клятвы.

Зайдя в вагон и поднявшись на второй спальный этаж, Катя оттуда долго махала мне рукой. Когда поезд с шумом гидравлики закрыл двери и немедленно тронулся Катя спряталась, и я больше не видел ее лица в окошке.