Осознание

- А вот это вопрос не по адресу. Спроси их и они скажут что они желали свободы. Спроси моего отца и он скажет что они хотели неограниченной ничем и никем власти. Тебя спроси и ты скажешь что они просто хотели жить по-человечески, но не сможешь объяснить как это… А я… А я думаю что они просто были больны. Нет не в том понимании болезней, как мы их знаем. Просто они были заражены Хаосом. В их понимании свобода, это, если глубоко задуматься, совершать то, что хочется. И ладно бы просто ездить куда захотел… никто им свободу передвижения не ограничивал раньше. Но они даже работать не хотели. Зато разрушать они умели с чувством, с толком… и убивать. Разве это не болезнь? И нет тут места для особых дискуссий. Это не воспитание. Это не невыносимая тяжесть бытия. Это не общество… Это просто зараза. Кто не понимает этого тот рискует пасть жертвой таких зараженных. А кто понимает, стремиться всеми силами изолировать их. Потому что поставить таких к себе на службу почти невозможно.

- Как-то грустно. - признался я. Мне не нравилось что катя не пытается даже по-человечески отнестись к моим друзьям.

- Согласна. Но особенно грустно, что второго шанса ни у кого не будет. Ни у них, ни у нас. А так да… я бы тоже наверное побунтовала. - вдруг усмехаясь сказала она. - Ух я бы папе устроила бессонные ночи. Но думаю, что я бы не смогла так спокойно убивать людей. Я же не больная…

Мы сидели в небольшом кафе на полупустом пляже и жаркое полуденное солнце раскаляло наши неприкрытые ничем головы. И такие мы были уверенные, чувствуя солоноватый ветер с моря, что все закончилось. Что наши пути в этой жизни окончательно определены. Что впереди нас ждет только ласковое море, горячий песок, и ветер. Солоноватый, влажный, ветерок. Ветер мнимой свободы. Ведь ветер настоящей свободы ничем не ограниченной это хаос. Шторм. Рушащий и губящий. Неостановимый ничем, пока он сам не стихнет потеряв силы и сожрав самого себя. И меньше всего мне хотелось попасть в него. Мне с Катей хватало и этого ласкового и предупредительного ветерка.

- Оператор! - сказал я громко вверх. - А ты кофе приносишь?

Катя даже очки в изумлении сняла. Рассматривая меня с полуулыбкой она покрутила пальцем у виска. В это время подбежал привлеченный моим вскриком официант и спросил услужливо:

- Тиа, кафи о шоколате?

Не сдерживаясь больше, мы засмеялись в полный голос. Катя даже очки уронила на деревянный помост и не спешила их поднимать борясь с приступом смеха. Официант смотря на нас и ничего не понимая сначала заулыбался, а потом и негромко подхватил скаля белоснежные зубы. Он привык уже к этим сумасшедшим русским выезжающим во все остальные страны отрываться и куролесить так как не могли позволить себе в своей собственной стране.

Эпилог.

Он очнулся от того, что его кто-то держа под руки тянул волоком по земле. Приоткрыв обожженные веки он разглядел кусок реки, от которой вели борозды на мокром песке оставленные его изуродованными ногами. Он не мог повернуть голову и рассмотреть своих спасителей. Да и не понимал он в тот момент, что спасен. Боль по всему телу чуть отступившая в воде, снова накатывала на него и скоро сознание его потухло. Но мысль бившая в его голове в последний момент встретила его и когда он проснулся: Это не кончилось. Это никогда не кончится.

Часть третья. «Беспокойные души»

Посвящается Орловой Юлии, тоже прошедшей свое Осознание.

Ну, когда-то же уже надо было!