Так и с аутизмом: чтобы двигаться вперед, не зависать, чтобы видеть, — необходимо постоянно удерживать равновесие и концентрировать внимание, необходимо постоянно оживлять его, убирая все лишнее и мешающее полноценному движению и развитию ребенка.
Гипервентиляция кожи и всего тела — это то, что необходимо любому аутичному ребенку, так как большинство детей из-за своей закрытости к внешнему, в том числе и к ощущениям, испытывают огромный дефицит в них.
Чтобы сквозь преграду почувствовать и ощутить, узнать о существовании ощущений и восполнить их дефицит, необходимо получать их в усиленном виде. Почувствовав и узнав ощущения, ребенок уже в намного меньшей степени выстраивает защиты по отношению к ним. И постепенно можно уменьшать свое давление, так как ребенок будет чувствовать и ощущать себя уже без приложения силы.
23.07.2008
Аутисту, как и любому маленькому ребенку, нравится быть включенным, быть снаружи намного больше, чем внутри. Ему нравится быть в центре. Он быстро устает, его это выматывает, он много чего боится, но ему это нравится. Просто ему сложно. И надо его поддержать, помочь ему научиться быть здесь, а не там.
Аутизм — это изначально нарушенный способ адаптации. Адаптация, которая в норме направлена на внешнее, у ребенка, ставшего аутистом, направлена внутрь. И дальше уже ребенок развивается, исходя из этого. Но всегда есть возможность вернуться и пройти этот путь заново, несмотря на соблазн остаться в уже знакомом и привычном, но неконструктивном поле аутичного ребенка.
Чем больше на ребенке одежек, как в прямом, так и в переносном смысле, тем сложнее ему что-то понять, почувствовать, ощутить, увидеть, услышать, сделать и т. д. Аутичная защита ребенка, как лишняя одежда, — дополнительная преграда для восприятия. В любом восприятии задействована масса органов чувств, и доступ к ним должен быть максимально открыт.
Многие аутичные страхи — воды, животных, громких звуков и т. д. — это лишь внешняя привязка, реальным же является страх включения.
То есть ребенок боится, например, громких звуков, потому что они его включают, и в этот момент он видит и слышит намного больше, чем в аутичном коконе, и от неожиданности — пугается. Этот звук выдергивает его из аутичного, привычного и безопасного состояния. И так как обращаться с этим состоянием он пока не умеет и никто его не учит, поскольку в большинстве случаев ни он, ни другие не понимают истинных причин испуга, то потом ребенок часто привязывает страх не к включенности как таковой, а к громкому звуку, который был всего лишь «включателем». Таким образом, страх громкого звука, воды, собак и пр., как правило, поверхностен. Это внешнее проявление страха быть снаружи.
Так же и с телесными ощущениями. Телесные ощущения — неожиданные, резкие, яркие, четкие — это включение, к которому аутичный ребенок не готов, от которого защитился аутизмом и которое необходимо тренировать. Он уже привык быть выключенным, привык не чувствовать и нашел безопасное для себя состояние и положение. Равновесие, при котором нельзя шевелиться и шевелить.
11.08.2008
— Писать! — истерично говорит Вова, тряся меня за руку и глядя куда-то в сторону.
В данный момент, как и в большинстве случаев, истеричные нотки в его голосе ничего общего с истерикой не имеют, это просто привычка, способ говорить. Но эта его манера является частой причиной придирок к нему окружающих и неправильной трактовки его состояния и поведения, а соответственно и реакций на них, которые в ответ провоцируют Вову уже на настоящую истерику.
— Что писать? — спрашиваю я.
— Писать хочу! — так же истерично отвечает Вова.
— Говори правильно, так разговаривают только трехлетние дети, — спокойным голосом, глядя на Вову, говорю я, полностью уверенная в своих действиях, — и не надо меня трясти. — Тему поведения трехлетних детей мы с ним до этого разговора уже обсуждали, поэтому он знает, что я вкладываю в эту формулировку.
— А как правильно? — спрашивает он.
— Я пошел в туалет, — предлагаю я ему один из вариантов.
— Я пошел в туалет! — повторяет Вова все так же истерично и глядя, например, на стол.
— Это ты кому говоришь? Столу? — продолжаю приставать я.
— Нет, нет! Это я тебе говорю! — истерично кричит он и опять трясет меня за плечо.
— Если ты со мной говоришь, то смотри, пожалуйста, на меня, — не оставляю я свою тему.
— Я пошел в туалет. — Держится за меня и пристально смотрит в глаза, хоть и не додерживает до конца, но уже хорошо.
— Молодец, а теперь все то же самое, но не надо меня держать, — говорю я с улыбкой.
— Екатерина Евгеньевна, я пошел в туалет, — наконец-то справившись со всеми условиями одновременно и добавив от себя «Екатерину Евгеньевну», говорит он.
— Иди, конечно, — говорю я, и довольный Вова мчится к домику на краю базы.