«Подсудимый! — говорит судья. — Объявляю вам наше решение: Ганноверский суд в целях установления вашей личности и во избежание судебной ошибки предлагает вам повторить при свидетелях известный подвиг барона Мюнхгаузена — полет на Луну!.. Вам понятны условия экспертизы?
— Да, ваше превосходительство, — отвечает Мюнхгаузен. — Тем более что это уже и приговор.
— Вы еще имеете право отказаться.
— Нет, я согласен.
— Сын мой, это испытание очень опасно. Вы не хотите исповедаться? — спрашивает пастор.
— Нет! Я это делал всю жизнь, мне никто не верил.
— Прошу вас, облегчите свою душу…
— Это случилось само собой, пастор! У меня был друг — он меня предал, у меня была любимая — она отреклась. Я улетаю налегке…
— Прости меня, Карл! Я это сделала ради нашей любви! — защищается Марта.
— Наверное… Но я как-то перестал в нее верить. Помнишь, когда мы были у Архимеда, он сказал: „Любовь — это теорема, которую надо каждый день доказывать!“ Скажи мне что-нибудь на прощанье!
— Что?
— Подумай. Всегда найдется что-то важное для такой минуты…
— Я буду ждать тебя…
— Нет, нет, не то…
— Я очень люблю тебя!
— Не то!
— Карл! — не выдержав, кричит Марта. — Они положили сырой порох!
— Мерзавка! Убийца! — кричит баронесса.
— Что вы наделали, Марта! — недоумевает пастор.
— Отстаньте от нее!.. Молодец, Марта!.. Пусть завидуют!.. У кого еще есть такая женщина?! — говорит Мюнхгаузен и обращается к Рамкопфу: — Как это понять, господин Рамкопф? За такие шуточки на фронте вешали!
— Подсудимый, ведите себя…
— Я веду себя достойно, ваше превосходительство! Чего не скажешь о судьях! Впрочем, я и не надеялся на вашу честность… — говорит барон и спрашивает у Томаса: — Томас, ты принес то, что я просил?
— Да, господин барон! — отвечает он и протягивает узел.
— Вот этот сухой, проверенный… — достав из узелка бочонок с порохом, говорит барон. — От такого — целый полк взлетит в небо!
— Ну, как знаете!.. Если вы столь безрассудны… Фельдфебель, перезарядите пушку! — командует судья.
— Прощайте, господа! Сейчас я улечу, вам недолго осталось ждать. Мы вряд ли увидимся. Когда я вернусь, вас уже не будет. Дело в том, что на небе и на земле время летит не одинаково. Там — мгновенье, здесь проходят века. Все относительно. Впрочем, это долго объяснять… Прощайте! Черт возьми, как надоело умирать…
В это время вбегает бургомистр в руках у него мундир, парик Мюнхгаузена и депеша.
— Остановитесь, барон! — кричит он. — Господа! Его величество признал в подсудимом барона Мюнхгаузена! Читайте! Карл, дайте я вас обниму!
— Действительно! „…Приказываю считать Мюнхгаузеном…“ Как же мы сразу не догадались?!
— Одевайтесь, одевайтесь, барон! Вас ждет внизу карета. Город с восторгом встретит своего героя!
— Это — он! Карл, я узнаю тебя! — закричала баронесса, словно впервые увидела его. — Фео, что ты стоишь? Разве не видишь? Это твой отец!
— Па-па! Я узнал вас! — закричал Фео, падая на колени. — Я восхищен вами!
— Фео! Вы честный юноша. Вы искренне любите и искренне ненавидите, но не делайте этого слишком часто! — шепчет бургомистр, оттаскивая его от барона.
— Господи! Ты совершил чудо! — в свою очередь, реагирует пастор на изменившиеся обстоятельства.
— Поздравляю вас, барон! — говорит Рампкоф.
— С чем?
— С успешным возвращением с Луны.
— Я не был на Луне.
— Как это — не был, когда есть решение, что был?.. Сейчас прозвучит залп, его услышат в городе… Это значит: вы слетали и вернулись… Завтра об этом сообщат газеты. Да мы все свидетели.
— Это неправда, — вмешивается Марта.
— Боже, какой примитив! Нет, сударыня, на этот раз я не уступлю, — говорит баронесса. — Если у вас не хватает воображения, то соображать надо. Мой муж летал! Летал!
— Не усложняйте, господа, не усложняйте, — пытается закончить ситуацию судья. — Залп немедленно!
— Вот и все! Виват Мюнхгаузену! — кричат все. — Виват! Виват! Виват!
— Прекратите!.. Господи, как вы мне надоели!.. Поймите же, что Мюнхгаузен славен не тем, что летал или не летал, а тем, что не врет. Я не был на Луне. Я только туда направляюсь. А раз вы помешали мне улететь, придется идти пешком. Вот по этой лунной дорожке. Это труднее! На это уйдет целая жизнь, но придется… Марта, ты готова?
— Конечно, Карл.
— Пошли. А ты, Томас, ступай домой и готовь ужин. Когда мы вернемся, пусть будет шесть часов.
— Шесть вечера или шесть утра, господин барон?
— Шесть дня.
— Слушаюсь.
— Я понял, в чем ваша беда. Вы слишком серьезны. Серьезное лицо — еще не признак ума, господа. Все глупости на Земле делаются именно с этим выражением. Вы улыбайтесь, господа, улыбайтесь!»…