Останови часы в одиннадцать

— Э-э, что там говорить. Я люблю эту работу, — добавила она строго.

— Вы, наверно, здесь давно живете, да?

— С рождения, — подтвердила она охотно. — Нас все здесь знают.

«Это хорошо, что все», — подумал капитан, а вслух добавил:

— Мне хотелось бы поговорить с вашей матерью.

— С матерью? — искренне удивилась она.

— Хм. Если это возможно.

— Отчего же? — заколебалась она. — Но что она может вам рассказать?

— Много. Она здесь живет давно, — повторил он, — да?

— О, если бы вы знали, как давно! Отец привез ее сюда сразу после свадьбы. Мой отец был родом из этого местечка. Отец знал больше, но отца в сорок третьем забрало гестапо.

— За что его взяли? — заинтересовался капитан.

— А кто его знает? Взяли. И след простыл. Не вернулся. Обычное дело, — она начала рыться в ящике стола. — Я сейчас приклею записочку к дверям, что скоро вернусь, и провожу вас.

— Не надо, — воспротивился капитан. — Люди будут ждать. Дайте мне только адрес.

— Ничего, у нас люди ждут охотно, — пошутила она. — К тому же осенними вечерами дел не так уж много.

Девушка достала из ящика ключ, и они вместе вышли из особняка. Корда ждал, пока она приколет записку, и рассматривал башенку над часовней.

— Что здесь было? — спросил он без особого интереса. Просто так, чтобы установить с девушкой контакт, расположить ее к себе. — А что, в этом медальоне была какая-то картина? Скульптура? Фамильные драгоценности?

— На верхушке башни? — обрадовалась девушка вопросу. Видимо, она любила эти руины, громко называемые библиотекой. — Там были часы. Но они не ходили. Никогда. Однажды ночью их не стало.

— Часов? Кто-нибудь заявлял о краже? — спросил он быстро.

— Что вы! Куда? Зачем? — протянула она пренебрежительно. — Часы на башне окончательно погибли бы, как и все остальное. Вы же видите. А так, может быть, кому-нибудь служат и. сохранятся.

Они шли вниз к местечку так же спокойно и неторопливо, как шла здешняя жизнь. Девушка подвела его к одному из домов на главной улице.

— Мама! — крикнула она с порога. — Здесь к тебе один мужчина. Из Варшавы. Он хочет с тобой поговорить. Я должна вернуться в библиотеку. Да, он из милиции.

Капитан увидел испуганное лицо полной старой женщины.

— Ну чего ты боишься? — успокоила ее дочь. — Со старыми людьми всегда так, — повернулась она в сторону капитана и сразу же добавила: — Этот пан разыскивает людей, давно умерших людей.

— Со старыми, со старыми. А с вами как? Биг-биты, парни, хаты и тряпки. И еще эти… транзисторы, или как они там называются. Если ищете мертвых, то не найдете, но вы садитесь, садитесь.

Эта небольшая стычка освободила пожилую женщину от страха перед представителем власти.

— Что вы хотите? — спросила она прямо, и это было значительно лучше, чем подозрительность.

— Я ищу Аполонию Файгель. А точнее, какой-нибудь оставленный ею след.

— Я не знаю никакой Аполонии Файгель, — пробурчала женщина. — Кто водился с ев… постойте… Файгель, вы говорите? У Фай-гелей была библиотека, здесь, у нас, она работала вот как сейчас моя дочь. Но тогда моя дочь, если б ей было столько, сколько сейчас, могла пойти только ученицей к портнихе или к парикмахеру мыть клиентам голову. И занималась бы этим до тех пор, пока кто-нибудь ей не встретился… и, в свою очередь, не загнал бы ее на кухню и к детям. Да, пан, библиотеки она и в глаза бы не видела. Я помню Файгель, конечно, помню. Но та библиотека была частная. Я помню Файгель, потому что она очень кичилась этими, ну… книжками. Вы понимаете. Тогда было другое время. Она не торговала чем попало, как все евреи в нашем местечке. Она делала то, что сейчас моя дочь, только она имела от этого намного больше денег. Она торговала по-иному.

Капитан знал, что пожилая женщина долго не выберется из проблемы торговли культурой, пуговицами, машинами, землей и фабриками, а скорее сходства или различия в получении доходов от многих диаметрально противоположных благ этого мира.

«Кто украл часы? — думал он. — Сомневаюсь, что я это когда-нибудь узнаю. И зачем мне это знать? Что бы было, если бы я разыскивал всех похитителей всех часов? Ерунда. Хотя, быть может, и не абсолютная. Эти часы были в этом местечке. Но что я знаю об этом местечке? Ничего. Пока ничего. А если бы даже знал все, то эти сведения мне бы не пригодились».

— Но Файгель убили, как убили всех наших евреев, — продолжала женщина, поскольку в маленьком местечке, раз начав, могут говорить сколько угодно. — Ей ничуть не помогло, что она была чужая для своих… чужая даже для нас. Да. Всех зверски убили… и ее… пусть их бог за это покарает… и за моего мужа.

— А что стало с библиотекой? — спросил капитан, уже ни на что не надеясь.