Читаем Остановки в пути полностью

— Нет! — завопил отец. — И не подумаю! К дьяволу твою статью с фотографиями!

Тут нас опять ослепила вспышка фотоаппарата.

— Не смей снимать, сукин сын! — заорал отец и кинулся на фотографа, но мама его удержала:

— Не надо, все равно ничего не поделаешь.

А я гордился, что мой папа — такая важная персона. На следующий день я с восхищением увижу его фотографию в газетах: искаженное от ярости лицо и криво сидящие очки.

— Так, минуточку, сейчас сниму еще вас с ребенком, — бросил фотограф маме и щелкнул. И тут у отца лопнуло терпение. Он стал осыпать настырных репортеров бранью и набросился на них с кулаками. Больше всего меня поразило абсолютное хладнокровие обоих. Вместо того, чтобы ответить, они захохотали.

— Слушай, ты что, правда думаешь, что мы испугались? Сейчас убежим? — издевался один, увертываясь от слабых, не попадающих в цель ударов. Другой в это время сделал с безопасного расстояния еще один снимок. Не успела вмешаться полиция аэропорта, как обоих и след простыл.

— Спасибо за интервью! — донесся издалека голос репортера.

Потом они оба исчезли в толпе.

— Господи, кто только меня ни унижает, — прошептал отец.

Я заметил, что он весь дрожит.

— Добро пожаловать в Израиль! — заключила мама.

1/2 + 3/16 =? Я наморщил лоб, написал «13/16», немного подумал, зачеркнул результат и вместо него проставил «11/16». Потом распахнул окно и с наслаждением вдохнул сладковатый аромат апельсинов. Приближался вечер. Небо над плантацией теперь отливало красно-желтым. Дома в Ришон-ле-Сионе исчезли в туманном мареве, и мне на мгновение показалось, будто весь мир превращается в такой благоухающий апельсин, будто нет в нем больше вражды, а все ссоры, раздоры и драки — ненужные и бессмысленные. И тут из комнаты меня позвал отец, позвал слабым, болезненным, как у ребенка, голосом, и мне вдруг стало так неловко: уж лучше бы он кричал и ругался.

Когда я вошел в спальню, он сидел на постели. Тяжело дыша, он медленно поднялся, обеими руками опираясь на тумбочку.

— Видишь, что бывает с драчунами, — пояснил он. — Ты все проблемы будешь решать иначе, ты ведь по сравнению со мной спокойный и уравновешенный. Это я чуть что взрываюсь и скандалю. Но меня мой характер не оправдывает.

Я кивнул, но догадался, что отец лукавит. Мне уже было девять с половиной, и все оттенки его интонации, когда он мне мораль читал, я уже давным-давно научился распознавать. Я слушал его и смотрел, как шевелятся его губы. Запекшаяся корка на верхней губе мешала ему говорить, и он с трудом произносил свою маленькую речь, безобразно кривя рот. Он тоже понял, что я ему не до конца верю, и поэтому добавил:

— Не все оскорбления в этой жизни надо молча сносить. Когда я был немного старше тебя, среди моих одноклассников такая шваль подобралась — хулиганы, преступники малолетние, уличные мальчишки… Большинство безотцовщина — отцы на фронте, или в лагере, или Бог знает где погибли… Тогда же еще война шла… Вот и пришлось научиться драться, надо же было постоять за себя… Зато потом никто меня и пальцем тронуть не смел…

С этими словами он, шатаясь, побрел в кухню — приготовить мне салат из апельсинов и яблок с йогуртом, — а сам сказал, что ему после драк и скандалов есть не хочется.

— Что за страна, — сетовал он, пока я ел. — Восток дикий, и ничего больше, хаос, кошмар. Правильно мы четыре года назад отсюда уехали. А теперь вот опять судьба занесла…

Так он жаловался изо дня в день, с тех пор как мы вернулись в Израиль, и я к этим сетованиям уже привык.

А яблоки-то с апельсинами плоховато сочетаются, не так уж это и вкусно, решил я, но все съел, чтобы не злить отца. В такой день он заслуживал снисхождения.

И тут раздался пронзительный крик, от которого просто кровь застыла в жилах. Ребенка убивают? Крик перешел в хрипение и затих.

— Вот, теперь они еще овцу в подъезде зарезали! — покачал головой отец. — Мы в цивилизованной стране или в каком-нибудь кишлаке в Средней Азии? В Вене такое невозможно. А еще полночи в барабаны бить будут, мы и глаз не сомкнем!

— Это они барашка, а не овцу, — печально поправил я.

— Да какая разница. Хоть верблюда — ну, не здесь же, не в доме. Если так и дальше пойдет, скоро у нас тут стойло будет.

— У них сегодня праздник, помолвка старшего сына. Он женится на дочке мудреца из Бухары. И мы все тоже приглашены. Ну, с ним познакомиться.

— Этого еще не хватало! Могу себе представить, что это за восточный мудрец. Целую проповедь нам прочитает о том, как мудро овец в подъездах резать. Нет уж, спасибо. Слуга покорный.

Перейти на страницу:

Все книги серии Австрийская библиотека в Санкт-Петербурге

Стужа
Стужа

Томас Бернхард (1931–1989) — один из всемирно известных австрийских авторов минувшего XX века. Едва ли не каждое его произведение, а перу писателя принадлежат многочисленные романы и пьесы, стихотворения и рассказы, вызывало при своем появлении шумный, порой с оттенком скандальности, отклик. Причина тому — полемичность по отношению к сложившимся представлениям и современным мифам, своеобразие формы, которой читатель не столько наслаждается, сколько «овладевает».Роман «Стужа» (1963), в центре которого — человек с измененным сознанием — затрагивает комплекс как чисто австрийских, так и общезначимых проблем. Это — многослойное повествование о человеческом страдании, о достоинстве личности, о смысле и бессмысленности истории. «Стужа» — первый и значительный успех писателя.

Томас Бернхард

Современная проза / Проза / Классическая проза

Похожие книги