Читаем Осторожно! Двери закрываются! полностью

– Нет! – повторяю я снова, отвечая единым мигом и всем своим тревожностям, и девчонке, что невидимым эфиром просочилась сквозь толщи земли и пробудила мое сердце в летящем во мраке вагоне.

Лёгкие горят, душа горит, а я вынужден сдерживать адский ужас от невозможности контролировать диалог. Напугать собеседницу своим надрывом нельзя, поэтому приходится мотать истерику в узлы и глушить ее крики на корню.

– Повеси на связи, я выберусь в место потише.

И, активно работая руками, ногами, головой, я сдаю от дверей назад, протискиваясь сквозь недовольный народ поглубже в вагон.

Ничего, добрые люди, потерпите меня, пожалуйста. Мне сейчас очень надо. А простить или обматерить вы сможете меня и потом.

Только бы не оборвался звонок!

Только бы это была действительно она…

Сколько там уже прошло? Минута? Две?

Добрые люди пихаются, стопорят моё движение, а мне в сознание пискливыми комарами долбятся памятные картины девичьих улыбок, моих содроганий от общих касаний и замершее в перехваченном дыхании юное сердце.

Первая любовь, чтоб её…

То ли самое прекрасное, что случалось со мной в этой нелепой жизни, то ли худшее наказание за сам факт моего дурацкого существования.

Всё, что точно знаю об этом чувстве, – оно до сих пор живо. Как бы ни крушил его, не выжигал, не травил, ничего ему не делается. Лишь полноценнее и значимее становится.

В этом неповторимом состоянии странным образом замуровался добрый парень Данислав. Забавный, в общем-то, пацан, в большинстве случаев нелепый, жутко неуверенный в себе и в жизни, в следствии чего плохо разделяющий первое и второе.

Двенадцать лет назад я был Даней. Стеснительный, но смешливый. Замкнутый, но сообразительный и в чем-то даже гениальный.

Хотя последнее – это мнение окружающих. Я же считал, считаю и, скорее всего, продолжу считать, что мне тупо повезло.

Сорвал своим рождением джекпот и слишком легко все получал в последующем. Учился, хватая на лету, без сложностей ловил абстрактные понятия математического мира, выстраивал сражения с реальностью, как шахматные партии. Глядел на людей вокруг тем же зрением, что и на фигуры посреди клетчатой доски.

Меня хвалили, отмечали наградами, выдвигали в первые ряды, а мне все казалось, что это обман.

Я недостоин такого внимания, не заслужил столь тёплых и громких оваций, и уже через минуту, буквально вот-вот, всех непременно накроет волна осознания моей никчемности, поддельности и бестолковости.

Так я выдержал школу и выдвинулся в университет. Чуть попривыкнув к всеобщему любованию, с золотой медалью наперевес я ворвался в студенческое братство с блеском победителя в глазах и мыслью, что все великое со мной уже приключилось.

Первые два учебных дня мне это с точностью до десятого знака после запятой и подтверждали, а дальше мое напичканное чужим восхвалением эго столкнулось с непреодолимым препятствием.

Не знаю, в силу чего эта девчонка пропустила начальные лекции, но она на них точно не присутствовала, а вот когда вошла в аудиторию, то я заметил её даже среди сотни взбудораженных первокуров.

Довольно высокая, с гипнотическими прозрачно-серыми глазами и пышной гривой волос цвета спелой ежевики.

Чертова blackberry приследовала меня с тех пор в самых разных вариантах, начиная от телефона до одеколона, чая, мыла, шампуня, вина, сиропов, марки зимнего костюма, английской керамической плитки в ванной и даже названия георгин, что высадила моя мать как-то летом. И если сначала я зубами держался за любое упоминание о ягоде, оставляя для себя хотя бы такое напоминание о ежевичной девочке, потом жёстко прессовал каждое её проявление в своей жизни, а последние три года просто смирился и продолжал бессильно наблюдать присутствие этого оттенка в себе.

Когда я не выдержал давления чувства вины и решился перерезать запястья, то первое, чему удивился, это неистраченному в страданиях умению различать боль, второму – моя кровь не цвета ежевики, а уже думал, что весь пропитался ей.

– Ты здесь? – я, наконец, спрятал себя в груде тел, пусть эти самые тела и не были довольны моим вызывающим поведением.

– Здесь, – слышу столь знакомый голос, и меня вновь перетряхивает: она меня дождалась.

– Так что там с квартирой? – мой вопрос ни о чём. Мне плевать, на какую тему полоскать язык, главное – чтобы совместно с ней.

– А что с квартирой? – девчонка насторожена, немного растеряна. – С ней что-то не так?

– Два дня назад, когда я её видел всё было так.

Ох ёж, отчего ж я не курю?!

Растущее сосущее чувство в груди нужно срочно чем-то перекрыть.

– Ты ищешь квартиру? – уточняю у собеседницы, а сам растираю ноющую грудину.

– Да, пока ориентируюсь на полугодовой договор. Я видела Ваше объявление в интернете. Оно ещё актуально? Квартира свободна?

– Когда ты хочешь её посмотреть?

Квартира ни черта не свободна, но это не та проблема, что остановит меня. Хочет мою прошлую жилплощадь – освобожу.

– О, так она свободна! – и в голосе облегчение. – А сегодня Вам удобно будет мне её показать?

Сегодня?

Сегодня в моей квартире живёт приятель.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры