Осторожно, работает десантура!

Остановившись перед окном, Кадыр некоторое время смотрел на парижские крыши. Повторное исчезновение Гудаева беспокоило его даже больше, чем его же арест в аэропорту. Теперь сторонники Салмана запросто могли приписать Асланову и эту акцию. Если, конечно, уже не сделали этого. Вот тогда выкручиваться и оправдываться будет по-настоящему трудно. Вряд ли его вообще станут слушать.

В дверь кабинета кто-то осторожно постучал.

– Войди! – разрешил Асланов, не оборачиваясь.

– Кадыр, – услышал он у себя за спиной тихий голос своего главного программиста и хакера Руслана. – Мы нашли машину, которая тебя интересует.

Асланов развернулся и так порывисто шагнул к говорившему, что тот невольно отшатнулся от него.

– Кто? – коротко спросил он у Руслана.

– Это та самая больница, в которой расстреляли Джамала и его людей…

– Готовь людей, – с какой-то жаркой яростью приказал Асланов, сверля программиста взглядом. – Немедленно найди план этой клиники и позови ко мне Хабита и Самбулата. Быстро!

Глава 39

Бертран сдержал свое обещание. Утром Гудаева действительно перевели к ним в палату. Правда, доставили его уже в гробу. И хотя за годы службы разведчики привыкли ко всему, что так или иначе связано со смертью, легкий шок испытали все трое. Бертран, сделав вид, будто не заметил этого, пояснил, что сделал это специально.

– Никогда не знаешь, где тебе придется заночевать, – авторитетно заявил он. – Я вам уже говорил, что после вчерашней ночи перестал чувствовать себя в безопасности.

Гроб поставили посреди палаты; одну половину крышки открыли, чтобы Гудаев мог свободно дышать.

– Сиделка придет немного позже, – предупредил Бертран. – Когда потребуются услуги медсестры, нажмите вон ту кнопку, – медик кивнул на кружок возле входной двери. – Советую колоть его через каждые четыре-пять часов, давая ему хотя бы пару часов для бодрствования. А то вы привезете в Москву законченного морфиниста. Да, чуть не забыл – кого-либо из русскоговорящего персонала, к сожалению, найти не удалось…

Когда дверь за медиком закрылась, Демидов подошел к гробу и внимательно посмотрел на спокойное во сне, немного осунувшееся лицо Гудаева.

– В принципе, – проговорил он задумчиво, – то, что его упаковали в этот ящик, мне даже нравится. Пусть привыкает, скотина караванная.

– Может, вынем его из гроба? – жалобно попросила Корнейчик. С того момента, как полированный гроб появился в палате, девушка не сводила с него испуганного взгляда. – Или хотя бы куда-нибудь в угол задвинем его…

– Да хрен бы с ним, – отмахнулся Купец, – пусть здесь стоит…

Он вдруг внимательно посмотрел на Аню и, видимо, поняв, что творится у нее в душе, сопя, отодвинул гроб со спящим в нем Гудаевым к стене. Для большего спокойствия он прикрыл лицо Салмана простыней.

До полудня день тянулся в вынужденном безделье. Пытаясь скоротать время, Володя почистил трофейный автомат, хотя большой нужды в этом не было, затем попробовал уснуть, но не смог. После обеда в палату к разведчикам явился какой-то молодой человек, и после его манипуляций троица перестала друг друга узнавать. Аня «постарела» лет на тридцать, в уголках ее губ залегли скорбные складочки, лоб прорезали глубокие морщины. Нос распух и слегка покраснел, пушистые волосы стали седыми. У Купца «вырос» живот, который переваливался через ремень брюк, свешиваясь, как переполненный рюкзак. Он тоже сильно «постарел». При этом лицо у него стало какого-то синюшно-багрового цвета, под глазами образовались тяжелые мешки.

Володю гример тоже не пожалел. Из-за накладки на спине он стал сутулым. Локису даже показалось, что он уменьшился в росте и похудел. Прилепленный крючковатый нос едва не касался верхней губы.

С гордостью оглядев свою работу, художник-гример по очереди сфотографировал всех троих на фоне белой стены.

– Cette photos sont pour passeport et visa[4], – сказал он на прощание. – Au revoir, Monsieure! Au revoir, Mademoiselle!

– И тебе не хворать, – проворчал Демидов, продолжая рассматривать свое «новое» лицо в зеркале.

– Отделал, как бог черепаху, – проговорил он наконец, то ли похвалив, то ли осудив работу визажиста. – Мать родная и та не узнала бы. Интересно, мы в этом виде и спать будем?

Ответить ему никто не успел. Из того угла, где стоял гроб с Гудаевым, послышалось негромкое мычание. Простыня, которой было накрыто его лицо, сползла вниз. Салман посмотрел мутными глазами на разведчиков.

– Хи, – прошипел он, с трудом ворочая распухшим от жажды языком.

– Чего?! – переспросил Демидов.

– Воды, – уже по-русски повторил Гудаев. – Пить…

Аня быстро схватила специальный стакан-непроливайку и поднесла ее Салману. Разведчики тоже подошли к нему. Увидев над собой незнакомые лица, он побледнел. В глазах мелькнул неподдельный страх.

– Кто вы такие? – слабым, хриплым голосом спросил он, едва выговаривая слова. – Куда вы меня привезли? Что это?

Слабой рукой он провел по краю гроба, в котором лежал.