Острие копья

Когда я добрался до Армонка, шел уже седьмой час, но солнце было еще высоко, и на летном поле стояли два самолета, а третий как раз заходил на посадку. Повсюду на ограде и деревянных ангарах было намалевано: «Полет 5 долларов», «Покори небеса» и прочие призывы. Судя по оснащению, аэродром был так себе, не слишком тщательно обустроенный, однако само поле – приличных размеров и плоское как блин – содержалось в порядке. Я припарковался на обочине шоссе и через ворота пошел вдоль одного из ангаров. Поблизости никого не было, за исключением пилота и двух пассажиров, выбирающихся из только что приземлившегося самолета. Я побродил вокруг, заглядывая в двери, и в третьем ангаре обнаружил двоих парней, играющих в орлянку.

Они поднялись и уставились на меня.

– Привет, – кивнул я им и ухмыльнулся. – Мне крайне неловко прерывать вашу игру, но я ищу карту, точнее, несколько переплетенных вместе полетных карт. Может, на самом деле это и не так называется, но я не летчик.

Один из них был еще совсем пацан. Другой, немного старше, в робе механика, покачал головой:

– Мы не торгуем картами.

– Я не о том. Я ищу атлас в красном кожаном переплете. Мой брат оставил его здесь в прошлый понедельник. Это было пятого июня. Может, помните? Он знал, что сегодня я буду проезжать мимо по пути в Беркшир, и попросил заглянуть к вам и забрать его. Он сажал на вашем поле свой личный самолет около шести вечера, а улетел примерно в десять. Он уверен, что наверняка оставил карты где-то у вас.

Механик опять покачал головой:

– Он не приземлялся на этом поле.

– Как так? – разыграл я удивление. – Был, конечно. Уж он-то должен знать, где садился.

– Может, и должен, да вот только не знает, раз говорит, что приземлялся на этом аэродроме. Вот уже больше месяца не было здесь никаких других машин, кроме наших. Разве только на прошлой неделе как-то утром биплан прилетал.

– Да это просто смешно, – изображал я непонимание. – Вы уверены? Может, вас здесь не было.

– Я всегда здесь, мистер. Даже сплю здесь. Лично я считаю, что вашему брату лучше поскорее найти свои карты. Они определенно ему нужны.

– Да уж, похоже на то. А здесь поблизости есть другие аэродромы?

– Не так уж и близко. Есть один в Данбери, еще один возле Поукипзи.

– Что ж… Туда пускай сам тащится. Простите, что помешал вашей игре. Премного благодарен.

– Не стоит.

Я вышел с аэродрома, сел в «родстер» и стал думать, что делать. Этот механик вовсе не похож на человека, который за пять долларов будет держать рот на замке. Выложил без задней мысли, что произошло, точнее, чего не происходило. Армонк отпадал. Поукипзи тоже: Мануэль мог долететь туда за двадцать минут, но ему необходимо было время, чтобы добраться до машины, где бы он ее ни оставил, и доехать до места встречи с Карло Маффеи. Он почти наверняка встречался с ним возле какой-нибудь станции метро в Нью-Йорке, а встреча была назначена на половину восьмого. От Поукипзи ему ни в жизнь было бы не успеть. Из Данбери, пожалуй, успел бы, решил я и направился на север.

Особого восторга это у меня не вызывало, так как сегодня было шестнадцатое июня – годовщина возвращения маленького Томми Уильямсона его родителям в кабинете Вулфа, и мистер и миссис Берк Уильямсон вместе с Томми – уже на четыре года старше, – как обычно, собирались отметить ее обедом с Вулфом. Они каждый год пытались выманить его к себе, но безуспешно. Они были ничего пара, и мне нравился Томми, но более всего меня занимала та важность, которую придавал сему событию Фриц. Он, конечно же, знал, что Уильямсон владеет сетью отелей, и, как мне кажется, стремился продемонстрировать ему, мол, какая жалость, что в отелях ничего приличного не отведаешь. Как сказал бы Сол Пензер, ну, паря, вот это кормежка! Одна пятая этого ценного груза числилась за мной, и вот, вместо того чтобы находиться там и по праву уписывать за обе щеки, в восемь часов вечера в Данбери я страдал в забегаловке, с папоротником и пальмами, за тарелкой с печенкой и беконом, пережаренными выше всякой меры не иначе как на машинном масле.

В Данбери ничего не выгорело. После жирной печенки я отправился на аэродром. Никто ничего не знал. Я послонялся, и наконец, когда уже давно стемнело, объявился человек, который совершенно меня раздосадовал. Он вел учетные записи, хотя и совершенно не нуждался в этом, так как помнил даже время захода солнца с точностью до минуты за все дни после Пасхи. Я уходил от него убежденным, что Мануэль никогда и близко не показывался рядом с этим аэродромом. Хотя летняя ночь была великолепной, я не особенно-то наслаждался поездкой в Нью-Йорк. До Тридцать пятой улицы я добрался уже после полуночи. Уильямсоны ушли, а Вулф отправился спать.

В верхнем ящике моего стола обнаружилась записка, начертанная его изящным вытянутым почерком: