Остроумие и его отношение к бессознательному

Эта замечательная история производит впечатление чрезвычайной извилистости мышления и оказывает свое действие, очевидно, при помощи техники бессмыслицы. Второго еврея упрекают в лживости, так как он сообщил, что едет в Краков, но это действительно так! Сильный технический прием (бессмыслица) сопряжен здесь с другим техническим приемом – с отображением при помощи противоположности. Согласно беспрекословному утверждению первого собеседника, второй лжет, когда говорит правду, и сообщает правду при посредстве лжи. Но более серьезное содержание этой шутки представляет собой вопрос об условиях правдивости: шутка намекает на проблему, используя недостоверность одного из самых употребительных понятий. Будет ли правдой, если человек описывает мир таким, каков тот есть, и не заботится о том, как слушатели воспримут сказанное? Или это лишь иезуитская правда? Не состоит ли истинная правдивость, скорее, в том, чтобы принять во внимание особенности слушателя и помочь тому составить верное восприятие об услышанном? Я считаю шутки такого рода достаточно своеобразными для того, чтобы отвести им особое место. Они нападают не на конкретных людей и не на институции, а на надежность нашего познания – на одно из наших спекулятивных достояний. Термин «скептические шутки» будет поэтому вполне подходящим.

В ходе наших рассуждений об устремлениях и намерениях остроумия мы, быть может, получили некоторые разъяснения и, конечно, нашли множество побуждений к дальнейшим исследованиям. Но итоги этой главы, заодно с итогами предыдущей, ставят перед нами трудноразрешимую задачу. Если верно, что удовольствие, доставляемое остроумием, обусловлено, с одной стороны, техникой, а с другой – намерениями, то с какой же общей точки зрения можно объединить эти два столь различных источника удовольствия от остроумия?

Б. Синтетическая часть

IV

Механизм удовольствия и психогенез остроумия

Теперь мы вполне можем считать достоверно известными условия, при которых возникает своеобразное удовольствие, доставляемое нам остроумием. Мы осознаем, что ощущения могут обманывать, что мы легко путаем удовольствие, доставленное содержанием мыслей, с удовольствием от остроумия как такового. А это последнее проистекает, в сущности, из двух источников – из техники и намерений. Далее нам предстоит выяснить способ, каким проистекает удовольствие, то есть отыскать и описать механизм воздействия удовольствия.

Полагаю, что найти искомое объяснение при изучении тенденциозных острот гораздо легче, нежели при рассмотрении безобидных шуток, а потому начнем мы именно с первых.

Удовольствие от тенденциозных острот есть следствие того, что удовлетворяется исходное намерение, которое в противном случае не получило бы удовлетворения. Совершенно очевиден и не требует дальнейших доказательств тот факт, что такое удовлетворение является источником удовольствия. Но способ, каким остроумие добивается этого удовлетворения, связан с особыми условиями, из которых возможно извлечь дальнейшее разъяснение. Здесь следует различать два случая. Более простой случай – тот, когда на пути к удовлетворению намерения стоит внешнее препятствие, и его обходят при посредстве остроты. Вспомним, например, ответ светлейшему князю на вопрос, служила когда-либо мать человека, которого спрашивают, во дворце правителя или нет. Вспомним также слова того, кому два богатых мошенника показали свои портреты: «And where is the Saviour?»[111] В одной ситуации намерение побуждало ответить на оскорбление оскорблением, в другой – к тому, чтобы уязвить вместо того, чтобы дать требуемый отзыв. Противодействие оказывают сугубо внешние факторы, то есть властное положение тех лиц, к кому обращены оскорбления. Но заметно, что эти и сходные с ними остроты тенденциозной природы, пусть они нас удовлетворяют, не в состоянии вызвать искренний смех.

Иначе обстоит дело, когда на пути к прямому осуществлению намерения стоят не внешние, а внутренние препятствия – когда внутреннее побуждение противоречит намерению. Это условие находит выражение, если следовать нашим примерам, в уничижительных шутках господина Н., в характере которого сильная склонность к брани подавлялась высокоразвитой эстетической культурой. Посредством остроумия внутреннее сопротивление в этом частном случае преодолевается, любые задержки упраздняются. Поэтому, как и при внешних препятствиях, становится возможным удовлетворение намерения, а подавление и возникновение «психической запруды»[112] отвергаются. Механизм развития удовольствия в обоих случаях один и тот же.