Остроумие мира

Незадолго до 18 брюмера (день произведенного Наполеоном переворота) Наполеон гостил у своего брата Иосифа в Морфонтене. Его навестил граф Реньо де Сен-Жан-д'Анжели, который уже был посвящен в планы Бонапарта, знал, что тот замышляет повалить директорию. Он предложил гостю прокатиться верхом, и они отправились. По дороге под ноги лошади Бонапарта попался камень; она об него запнулась, и так как ехали в это время шибко, конь не удержал равновесия и грохнулся наземь. Бонапарт был с чрезвычайной силой выкинут из седла, отлетел на несколько шагов, упал. Реньо подбежал к нему, осмотрел его, ощупал и подумал, что он расшибся до смерти. Однако Наполеон через несколько минут очнулся.

— Ну, задали вы мне страху, генерал! — воскликнул граф Реньо. — Я ведь думал, что вы убиты!

На это Бонапарт с философским спокойствием ответил:

— Вот видите, от каких пустяков могут зависеть великие планы! Все наши проекты едва-едва не расшиблись в прах о небольшой дорожный камень!

И впоследствии он часто повторял:

— Дорожный камешек едва не изменил судьбы всего мира!

* * *

Это напоминает слова Паскаля о Кромвеле: «Кромвель разорил бы весь христианский мир, не будь маленькой песчинки, которая застряла у него в уретре».

Кромвель умер от мочекаменной болезни.

* * *

Кстати, сообщим здесь другой эпизод из жизни Наполеона, когда смерть тоже витала вокруг него. В то время он был уже императором. Однажды ему случилось спускаться вниз по Рейну в сопровождении майнцского префекта Сент-Андрэ и графа Беньо. Сент-Андрэ и Беньо сидели на одном конце лодки, Наполеон на другом, так что первые два могли беседовать между собой, не будучи слышимы Наполеоном. Случилось, что он подошел к самому краю судна и, наклонившись, смотрел на воду. Сент-Андрэ тихонько толкнул Беньо и сказал ему:

— Смотрите, какой удивительный момент! Судьба всего мира в эту минуту зависит от одного доброго пинка!

Он, конечно, намекал на то, что стоило только толкнуть Наполеона, и он полетел бы в воду. Беньо при этих словах весь содрогнулся, у него даже горло перехватило от ужаса, и он едва имел силы пробормотать:

— Что вы говорите! Молчите ради Бога!

Но Сент-Андрэ равнодушно ответил:

— Э, не беспокойтесь, решительные люди большая редкость!

Поездка закончилась благополучно. Вышли из лодки, направились во дворец (в Майнце). Сент-Андрэ и Беньо шли по лестнице рядом, а Наполеон впереди них на несколько ступеней. Не опасаясь, что он услышит, Беньо тихонько сказал Сент-Андрэ.

— А знаете, ведь вы меня жестоко напугали!

— Знаю, как не знать! — отвечал Сент-Андрэ. — Я еще удивляюсь, как вы теперь-то овладели своими ногами; я думал, что они у вас отнялись! Только, поверьте, нам кровавыми слезами придется плакать о том, что сегодняшняя прогулка кончилась для него благополучно!

— Вы с ума сошли! — воскликнул Беньо.

— А вы, — ответил Сент-Андрэ, — не во гнев будь сказано вашему превосходительству, просто-напросто дурак!

Вероятно, немало было таких упущенных случаев отделаться от великого воителя, о которых люди потом жалели…

* * *

Однажды, в 1798 году, Бонапарт давал обед, во время которого с увлечением рассказывал гостям о своих итальянских походах. Обед давно уже кончился, пили кофе, и, по французскому обычаю, надо было встать из-за стола и перейти в другую комнату. А Наполеон, увлекшийся рассказами, продолжал сидеть за столом и держал всех гостей. Жозефина много раз делала ему знаки, но он не обращал на них внимания. Наконец она встала, подошла к нему и ударила его по плечу.

— Господа, — пошутил Наполеон, — будьте свидетелями, жена меня бьет!

Тогда один из гостей, Коллеи д'Арлевиль, подхватил:

— Но известно всем и каждому, что этим преимуществом только она одна и пользуется.

* * *

Во время русского похода в обозе французской армии следовало множество экипажей, принадлежавших офицерству, заключавших в себе их частное имущество и чрезвычайно стеснявших движения армии. Наполеон знал об этом и дал приказ удалить из обоза все, что не представляло собой чисто военного багажа. И вот однажды сам император как раз наехал на страшную толкотню и сумятицу, царившую посреди дороги, по которой двигался французский обоз. Экипажи, повозки сгрудились, люди кричали, бранились; это был настоящий хаос. Наполеон подъехал, расспросил, увидал в середине обоза какую-то огромную фуру явно не военного вида и распорядился немедленно ее сжечь тут же, на дороге. Ему доложили, что эта карета принадлежит его любимому адъютанту Нарбонну, но он ничему не внял, не позволил даже ничего выгружать из кареты и приказал сжечь ее целиком. Потом Наполеон раскаялся и захотел наградить Нарбонна, которого знал как человека без всяких средств. Он приказал Дюроку выдать Нарбонну в награду довольно крупную сумму. Дюрок из деликатности спрятал деньги в шкатулку, а сверху положил несколько книг в хороших переплетах и в таком виде отправил шкатулку к Нарбонну. Тот книги оставил себе, а деньги велел все отдать солдатам своего полка, которые страшно голодали. После того при встрече Наполеон потихоньку спросил у него: