Остроумие мира

Офицер должен был принять вызов. На другой день оба явились на место поединка в условленное время. Офицер извлек шпагу, но в то же мгновение Юнг прицелился в него из пистолета.

— Вы заманили меня сюда, чтобы убить? — спросил офицер.

— Нет, — спокойно ответил Юнг. — Благоволите только вложить вашу шпагу в ножны и протанцевать менуэт. А иначе — смерть вам!

Офицер немножко поупрямился, но безграничное спокойствие и самоуверенность Юнга скоро убедили его, что тот вовсе не шутит. Он был вынужден повиноваться и протанцевал менуэт.

— Милостивый государь, — сказал ему Юнг по окончании танца, — вчера вы заставили меня против воли играть на флейте, а сегодня я принудил вас против вашего желания протанцевать. Мы квиты. Но, однако, если вы недовольны, я к вашим услугам и дам вам удовлетворение, какое вы потребуете.

Офицер был так восхищен этой твердостью, что вместо ответа бросился Юнгу на шею и просил быть его другом. И они хранили эту дружбу до самой смерти поэта.

* * *

Знаменитый художник Пуссен имел много неприятностей у себя на родине, и это побудило его перебраться в Рим, где он и жил постоянно. Жил он очень скромно, держал всего одного служителя. Однажды его посетил какой-то итальянский епископ. Провожая гостя поздно вечером, Пуссен сам нес лампу, чтобы светить на лестнице.

— Жалею вас, господин Пуссен, — говорил ему епископ, — и удивляюсь, как это вы обходитесь с одним слугою.

— А вас жалею, монсиньор, — у вас их целая толпа!

* * *

Префект полиции в Париже Сартин однажды очень ловко и остроумно изобличил вора, против которого не было ровно никаких улик. Дело в том, что в Париж приехал из глухой провинции какой-то богатый человек, захватив с собою 50 000 франков. Опасаясь столичных хищников, он тотчас по приезде отправился к одному из своих парижских друзей и попросил его подержать эти деньги у себя. Покончив с делами, ради которых приезжал, провинциал потребовал у друга свои деньги, но тот подлейшим образом их себе присвоил и разыграл сцену недоумения: «Какие деньги? Ничего я от тебя не получал! Что ты такое выдумываешь?..» и т. д.

Злополучный простофиля кинулся к префекту Сартину.

— Вы разве не взяли с него расписки? — спросил Сартин.

— Ничего не брал. Я считал его другом, на которого можно положиться. Я отдал ему деньги без посторонних свидетелей. Знают только он да жена его, но она с ним, разумеется, заодно.

Что тут было делать? Сартин подумал, подумал и велел обворованному выйти в другую комнату и там ждать. В то же время он послал за вероломным другом и, когда тот явился, сказал ему:

— До моего сведения дошло, что вам были переданы на хранение 50 ООО франков, а вы отказываетесь отдать их владельцу.

Тот, конечно, отнекивался.

— Пусть будет так, — сказал Сартин. — Но ведь мы можем это сейчас же проверить. Садитесь сюда и пишите, что я вам продиктую: «Моя дорогая (имя вашей супруги) прошу тебя передать подателю этого письма те самые 50 ООО франков, которые отдал мне на хранение такой-то тогда-то». Теперь подпишитесь.

Когда письмо было готово, Сартин призвал одного из своих служащих, объяснил ему, в чем дело, и отправил с этим письмом. Тот скоро вернулся и привез деньги. Тогда Сартин вызвал из соседней комнаты обворованного, и вероломному другу уже невозможно было отпираться.

* * *

Профессор юридического факультета в Париже Руайэ-Коллар был обременен долгами и в этом смысле был так же знаменит, как и своими учеными трудами. Однажды на экзамене он спросил у студента, что такое вексель. Ленивый и ровно ничего не знавший юноша долго мялся и, наконец, откровенно сказал:

— Не знаю.

— Экий счастливец! — вздохнул профессор и поставил «отлично».

* * *

Богатый банкир Жюль Эркю вел знакомство с представителями высшей аристократии, по преимуществу молодыми людьми, живущими на широкую ногу. Один из них, посетив его однажды, попросил ссудить ему несколько тысяч в долг.

— Сию минуту, — сказал Эркю очень спокойно. Он достал какую-то тетрадь, развернул ее и написал: «Такому-то выдано столько-то, такого-то числа и месяца».

Потом захлопнул тетрадь, поставил ее на место и как ни в чем ни бывало продолжал прерванный разговор. Приятель, несказанно обрадованный таким легким успехом, долгое время оживленно поддерживал беседу, но, наконец, соскучился и осторожно напомнил о деньгах.

— Какие деньги? — изумился Эркю.

— Как какие? Которые я у тебя просил… Ведь ты сам записал уже, что выдал их мне.

— Друг мой, — спокойно возразил Эркю, — я такими операциями не занимаюсь, не даю денег взаймы первому, кто на это изъявит желание. А записываю я такие просьбы просто ради любопытства. Мне хотелось знать, много ли я раздал бы денег, если бы давал взаймы всем, кто попросит; и вот посмотри, — продолжал он, показывая приятелю ту же тетрадь, — за текущий год у меня просили взаймы уже около десяти миллионов.

* * *

Банкир Жюль Эркю в большом обществе рассказывал, что у него была с кем-то ссора и что он получил пощечину.

— Пощечину! — вскричал один из присутствующих. — Но ведь я полагаю, что она не могла остаться без всяких последствий?