Остров

Мария относит его в кровать, гладит по щеке своего любимого, такого красивого мальчика и напевает ему, пока его веки не становятся тяжелыми и он наконец не засыпает.

Вернувшись в гостиную, она обнаружила, что ее оккупировала Инга с дымящейся чашкой чая и подозрительно пахнущей ароматической свечкой, она сидит на диване в комбинезоне и мужской рубашке, с ноутбуком на коленях и сосредоточенно листает новостные сайты. Она смотрит на Марию, которая усаживается на диване рядом с ней.

— Все в порядке? Ты ведь не собираешься снова сходиться с красавчиком?

— Нет, я не приму его назад. Мне не хватает его, того, как он ко мне относился. Когда мы были вдвоем. Но этого недостаточно.

— Конечно, нет, — соглашается Инга. — Недостаточно только быть милым. — Она снова смотрит на экран. — Не нравится мне все это. Еще и месяца не прошло, а уже заговорили о нехватке товаров.

— Мы скоро избавим тебя от своего присутствия, — говорит Мария. — Мы не можем вечно сидеть у тебя на шее, особенно сейчас.

— Да не беспокойся ты из-за этого. Вы можете оставаться здесь, сколько хотите. В нынешней ситуации даже лучше жить вместе.

— Я тебе ужасно благодарна, что ты нас приютила, но это не может продолжаться долго. Нам нужно обустраивать свою собственную жизнь. Моя старая квартира пустует, мы можем въехать сразу после выходных. И даже аренда сильно не подорожала.

— Поступай как знаешь, но мне действительно не помешает, если вы останетесь.

Мария понимает, что слова подруги логичны и разумны, но ей жизненно необходимо иногда оставаться одной, а Инга слишком шумная и очень часто сидит дома, чтобы они могли долго жить вместе. Марию практически не беспокоят проблемы со связью, они отошли в тень ее собственного разрыва. Техническая болтовня о терабайтах и подводных кабелях ее совсем не трогает, хотя она вроде как должна сходить с ума от переживаний за оставленных на родине близких; просто невозможно охватить все одновременно.

— Ты не против, если я поиграю? — спрашивает она. — Завтра репетиция, а я совсем не готова.

— Без проблем, — отвечает Инга.

Мария приносит скрипку, настраивает ее, делает глубокий вдох, и вот уже льется светлая музыка. Вторая скрипка в струнном дуэте Стива Райха сама по себе звучит несколько многотонно и однообразно, но она как звонкое пение птиц или ручей в лесу, словно солнечный свет, пробивающийся сквозь молодую весеннюю листву. И сердце наполняется надеждой, «месяц харпа поет арфой в серой листве»[5].

ГОЛОДНЫЙ ДОМ

Моей жизнью больше не управляют часы, я свободен от их постоянного тиканья. Опускаются сумерки, значит, день клонится к вечеру. И вот я уже сижу в своем закутке и быстро записываю сцены из прошлой жизни в другом мире, укутавшись в шерстяное одеяло и согревая руки дыханием. Они бы не были высокого мнения о новом поселенце — хозяева, которые когда-то жили здесь, мои предки. Они не сидели и не царапали в тетрадках при дневном свете, здесь вязали, валяли шерсть, штопали и пряли кровоточащими пальцами, пока что-то могли различить. Иногда я закрываю глаза и вижу, что здесь наверху снова их жилая комната, что в ней сидят хозяин и хозяйка, работники, дети, иждивенцы, каждый на своей кровати. Я пытаюсь представить себя на их месте, размышляю о том, что они ели, разговаривали ли друг с другом или только ругались, а в перерывах монотонно бормотали слово Божие. Вечерами я ищу помощи у их видавших виды душ, которым невероятным усилием воли удавалось выживать на этих камнях, на самой суровой земле, где смогли обосноваться европейцы и сохранить свою культуру через холодные и жестокие века.

Но они были друг у друга. Не сидели здесь наедине с собой, не боролись за свое психическое здоровье, разговаривая с собакой, овцами или подвешенными под потолком тресковыми головами. И они хорошо знали то, чем занимались, учились работать друг у друга, им не приходилось вновь и вновь изобретать старые приемы и навыки, когда ягнились овцы, когда нужно было сушить рыбу или разделывать тушу тюленя. Иногда я бы многое отдал даже за мимолетное общение с каким-нибудь исправным хозяином, чтобы задать ему простые вопросы и не учиться всему на собственном опыте.

Меня, однако, ничто не смогло бы подготовить к холоду и сырости, удушающей вони. Но овцы стали моими спасителями. Тепло от них поднимается ко мне наверх, поддерживает во мне жизнь в самые холодные месяцы. Блеяние для меня как белый шум, я его теперь почти не слышу, не более, чем нос улавливает идущий от овец запах. Сначала мне жгло глаза, и они слезились от этой вони, но со временем мы соединились, овечий запах и я, стали одним целым.

Завешиваю окно овечьей шкурой, прибиваю ее гвоздями так, чтобы наружу не проникал даже слабый свет, и молча благодарю за солнечную батарею, которая всего лишь за четверть часа отделяет мою жизнь от жизни прежних хозяев Голодного дома.

ОБЗОР ИСТОРИИ КОНЦА СВЕТА

I