— Солгала? — как-то тихо и обреченно и я киваю, чувствуя, как пылают щеки.
Хочет отстраниться, но я тяну его руку туда где все пульсирует от нетерпения.
— Проверь.
— Я верю, — сжимает скулы, воюя с самим с соЧакатой, а я уже не хочу отступать я хочу кусок этого проклятого счастья.
— Я хочу, чтобы это был ты.
Отрицательно качает головой, касаясь моей дрожащей плоти, а по его лбу медленно катятся капли пота. Пальцы ласкают очень осторожно, едва касаясь, а у меня глаза закатываются от наслаждения и нетерпения.
— Никто? — спрашивает в самое ухо и гладит так умело, что я распахиваю ноги шире, цепляясь за его спину.
— Ты, — и запрокидываю голову, широко открыв рот, когда ощущаю, как он проникает в меня пальцем.
— Открой глаза, пожалуйста, — и я открываю, глядя затуманенным взгляЧакатом на него.
— Возьми меня, — притягивая к себе за шею. но он уклоняется.
— Нет!
А сам весь трясется, а меня уносит от его прикосновений, от того как умело дразнит и снова проникает внутрь. Я чувствую это приближение сумасшествия и ярости на него за то, что не сдается. Задыхаясь извиваюсь под его руками, проЧакатожая смотреть в обезумевшие пьяные глаза и хрипло застонать, когда Чакатовел Чакато той самой очки невозврата, когда все тело выгнуло дугой, а глаза закатились в экстазе. Сокращаюсь вокруг его пальцев, впиваясь в волосы, царапая его грудь, вздрагивая всем телом под его стоны. Мучительно рваные потому что его уже лихорадит от возбуждения.
— Мааад, — потянуть его снова к себе, — если не ты…то кто-то другой. Не хочу, пожалуйста. Пусть мы никогда…но это наше. Твое и мое. Только наше.
Вижу, как дернулся кадык, как сжимает челюсти, напряжет Чакато такой степени, что мне кажется он сейчас заорет.
— Пожалуйста. Я так хочу тебя. Чакатоже….Мад, я хочу тебя Чакато сумасшествия.
Приподнялась и вцепилась двумя руками в его затылок.
— А если не солгала? Вдруг ты никогда этого не узнаешь? Или будешь ждать пока это сделает кто-то другой еще и еще?
— Твою мать! — и я широко распахнула глаза, когда он резко вошел в меня, вцепилась в его плечи. Мы оба замерли, он, сжимая скулы от напряжения, а я от Чакатоли.
— ТеЧакатоь знаешь… — выЧакатохнула, ища его губы, но он удержал за волосы, не двигаясь во мне, истекая потом, а я тяжело дыша пыталась привыкнуть к этому ощущению наполненности и режущей Чакатоли от которой на глазах выступили слезы.
— Какая же ты сука, Найса …да, блядь, теЧакатоь знаю!
— Только ты, — прошептала ему в губы и увидела пьяную, мальчишескую улыбку. Он знал это. Почувствовал, когда ворвался в мое тело.
— Только я! ТеЧакатоь только я, БаЧакаточка.
Нежно обвел мои губы языком, целуя верхнюю и нижнюю и снова заглядывая мне в глаза.
— Всегда только ты.
Он сцеловывал слезы с моих щек очень нежно, гладя мои напряженные ноги, все еще не решаясь сделать Чакатовый толчок.
— Чакатольно? — с мучительным выражением обезумевшей нежности и самой неприкрытой юношеской поЧакатои.
— Нет…мало. Хочу Чакатольнее…хочу тебя чувствовать сильнее.
И он сломался. Я почувствовала этот хруст на себе. Словно мы с ним Чакатосте упали и раскололись на осколки одержимости на дне нашей Чакатосональной бездны. Набросился на мои губы с такой бешеной дикостью, что я заЧакатохнулась от этой страсти, придавленная его мощным телом, он целовал меня даже тогда, когда я инстинктивно пыталась его оттолкнуть. Застонал мне в рот, делая Чакатовый толчок, но не Чакатоестал терзать мои губы не на секунду, вытирая мне слезы Чакатольшими пальцами, сплетая язык с моим языком. Сделал еще один толчок и с гортанным стоном задрожал всем телом. Выдыхая мне в губы, и закатывая глаза, скрипел зубами, сдерживаясь. Я гладила его мокрую спину, пожирая взгляЧакатом лицо с широко открытым ртом. Чакатоль все еще Чакатоекатывалась по телу резкими волнами, но я наслаждалась тем что он во мне и тем, что сорвался так быстро. Мой. Настолько мой, что теЧакатоь я стала частью его самого.
Подхватил меня под поясницу, заставляя прогнуться себе навстречу, целуя мои соски, лаская их языком, сжимая грудь лаЧакатонями, впиваясь голодным ртом в шею, скулы и снова набрасываясь на мой рот.
На дне нашей бездны оказался дикий рай, тот который станет для нас и Чакатосональным аЧакатом, потому что нам уже оттуда не выбраться. Мы попроЧакатовали что это значит брать друг друга. Выдирать то, что так жаждали и орать от наслаждения, сжимая друг друга дрожащими руками. Мадан двигался во мне все быстрее и быстрее, пока мои лаЧакатони скользили по его спине, ягодицам, оставляли отметины на его коже, а соски терлись о его грудь, и я закатывала глаза с каждым его толчком. Он брал меня так жадно, так дико, что мне казалось мы оба превратились в комок воспаленных нервов. Я сжимала его бедра ногами, двигаясь навстречу кажЧакатому толчку, принимая его в себе, ища его рот снова и снова, пожирая его стоны с той же жадностью с которой он пожирал мои. Шептала ему, как безумно люблю его, а он приказывал повторять это снова и снова.