Джордж Гордон Байрон

Остров, или Христиан[1] и его товарищи

Нижеследующий рассказ основан отчасти на «Повествовании о мятеже и захвате корабля „Баунти“ в южных морях в 1789 году» лейтенанта Блэя, отчасти на «Сообщениях Маринера об островах Тонга».

Генуя, 1823

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

I

Сменилась стража. Рея нивой влажной,Корабль взрезал свой путь браздой протяжнойИ рассыпал, как величавый плуг,Дробимых волн предутренний жемчуг.Пред ним — весь мир безбрежья и свободы;Там, позади, — полуденные водыС их пленом островным… И сумрак, таяРедел. Над зыбью смутной, рассветая,

Являлась даль. Дельфинов прядал рой,Зарю встречая резвою игрой.А звезды робкие лучей бежали;В лазурной мгле ресницы их дрожали.И груди белые день обличалРаздутых парусов. И ветр крепчал.И море багрецом отсветным рдело…Не встанет солнце — как свершится дело!

II

Доверясь страже зоркой, капитанВ каюте спал, виденьем обаянЗемли, родимой, где венец найдутОтважный подвиг и суровый труд.Он память славную вписал в скрижалиТех, что на полюс бурный путь держали.

Утихли бури; день грядущий ясен;Покой искуплен; отдых безопасен…А палуба под яростной стопойНад ним трещит. Руль буйною толпойЗахвачен. Юные горят сердца —И лета алчут, лета без конца,С улыбкой женщин солнечных!.. БродягБездомных не манит родной очаг.В скитаньях одичалым, им милейВертепы дикарей,[2] чем стон морей.Зовет их рай избыточных плодов,Леса, где не найдет чужих следовОхотник вольный, — тучные поля,И злак густой, и без межей земля.[3]

В нас голод древний все не укрощен —Свой произвол один вменять в закон!Им снятся залежи, чей блещет кладНе в недрах, — въявь очам: в садах услад.Там — Воля: ей в пещере каждой — храм.Там — сад мирской, доступный всем стопам!Природа там лелеет у грудейРод дико-резвый радостных детей.Плод, раковина — все богатство там.Их утлый челн довлеет их путям.Их игры — травля да прибой зыбей;Их зрелище — лик белый их гостей…Вот марево, что дерзких обольстило!За грезу явь жестокая отметила.

III

Встань, храбрый Блэй! Враг у дверей! Воспрянь!..Но — поздно! Смута преступила грань!Стоит у ложа наглый бунтовщик;К твоей груди приставлен острый штык, —И связан ты! Мятеж провозглашен.Кто уст твоих дрожал, тем ты лишенСвободы рук… Наверх влекут! И властьТвоя бессильна! Им послушна снасть,Им руль покорен… Злоба, что бодритОтчаянье преступника, горитВ смущенных взорах, что в тебя вперясь, —Упорствуя, трепещут, — и ярясь…Мы совесть подчиним ей чуждой власти,Лишь яростью упившись — хмелем страсти.

IV