«Что ж, очень хорошо, — решил я, — значит, веганцу не смерть, а жизнь». Фил все сказал, и я ничуть не сомневался в его словах.
Я вернулся за обеденный стол Микара Коронеса и просидел с Миштиго, пока тот не собрался уходить. Я проводил его к дому Якова Коронеса и проследил, как он упаковывает последние вещи. За это время мы, наверно, обменялись всего-навсего шестью словами, не более.
Все его пожитки мы вытащили к месту приземления скиммера, перед домом. Перед тем как все (включая Хасана) вышли, чтобы попрощаться с ним, он повернулся ко мне и сказал:
— Скажите мне, Конрад, зачем вы разбираете пирамиду?
— Назло Веге, — сказал я. — Чтобы вы знали, что если вам захочется ее заиметь и вы решите ее отобрать у нас, то вам она достанется еще в худшем виде, чем после Трех Дней. Чтобы не на что было смотреть. Мы испепелим всю нашу оставшуюся историю. Чтобы вашим парням и соринки не досталось.
Воздух, стравливаемый нижней частью его легких, вышел из него с жалобным воем, оборвавшемся на низкой ноте, — веганский эквивалент нашего вздоха.
— Похвально, — сказал он, — но мне так хотелось увидеть ее. Не думаете ли вы снова когда-нибудь ее собрать? Может, в скором времени?
— А вы как думаете?
— Я обратил внимание, что ваши люди маркировали все куски.
Я пожал плечами.
— Тогда у меня только один серьезный вопрос к вам — по поводу вашей любви к разрушению, — заявил он.
— Какой именно?
— Это что, действительно искусство?
— Идите вы к черту.
Затем подошли остальные. Диана посмотрела на меня, и я медленно повел из стороны в сторону головой и довольно долго сжимал запястье Хасана, прежде чем вырвал у него тонкое острие, которое он прилепил к ладони. А затем позволил ему тоже пожать руку веганцу, но коротко.
Скиммер жужжа спустился из темнеющего неба, и я посадил Миштиго, лично погрузил его багаж и сам закрыл за ним дверцу.
Скиммер стартовал безо всяких осложнений и исчез в мгновение ока.
Конец бессмысленной прогулки.
Я вернулся в дом и переоделся.
Пришло время сжечь друга.