Остров отчаяния

Последний раз Стивен слышал, как Джек распекает одного из своих офицеров несколько лет назад, и теперь поразился, насколько возрос эффект внушения, благодаря холодному, словно глас небожителя, жесткому и властному тону. Такой тон невозможно подделать или изобразить — только человек, обладающий властью, мог так говорить. Это был нагоняй, достойный лорда Кейта или лорда Коллингвуда — а с ними мало кто мог сравниться в этом искусстве.

— Ну, Стивен, — раздался за спиной обычный, знакомый голос Джека, — с этим покончено. Заходи, выпей стаканчик грога.

— И в самом деле, интересные заметки, — Стивен помахал книжкой.

— Автор путешествовал в тех же водах, куда направляемся мы, и ему не откажешь в наблюдательности. Хотя, что за птиц он называет «буревестник», я так и не смог определить. Он какое-то отношение имеет к нашему мистеру Гранту?

— Он самый и есть. Он командовал «Леди Нельсон». Я потому его и взял, — по лицу Джека скользнула тень недовольства.

— За его опыт, понимаешь ли. Но он не спускался так далеко к югу, как намереваюсь я, он держался тридцать девятой параллели, в то время как я планирую уйти за сороковую. Помнишь старый добрый «Сюрприз», Стивен? И тамошние западные ветра?

Стивен ясно вспомнил старый добрый «Сюрприз» в «ревущих сороковых» — и закрыл глаза. Но, с другой стороны, это же широты альбатросов…

— Скажи, — спросил Стивен, немного подумав, — а как вышло, что мистер Грант не получил повышения за этот подвиг? Это ведь подвиг был, на таком маленьком корабле…

— На БРИГЕ, Стивен. Это был БРИГ. Но это действительно был подвиг, особенно если учесть, что «Леди Нельсон» была одним из этих чудовищ с выдвижными килями, вроде не к ночи будь помянутого «Поликреста», чтоб мне никогда ничего подобного не видеть. Что до производства, — начал Джек уклончиво, — то это надо было ухитриться и в лучшие-то времена, а тут еще Грант, мне кажется, принял неверную сторону в береговых дрязгах — и там, и дома. Как говорится, он запутался в их якорных цепях, и они обрубили ему концы. Ну, он не самый тактичный человек на свете, наверное. И, думаю, он еще и отказал кому-то в удовлетворении — потому и болтался в самом низу лейтенантского списка. И именно поэтому я смог сделать первым Тома Пуллингса — он сейчас по старшинству выше. Но к черту все это! — и он потянулся за своей скрипкой, «морской скрипкой», ибо его драгоценный Амати ни в коем случае не должен был терпеть тропическую жару и антарктический холод.

— Киллик, Киллик! Сюда, живее!

Послышался приближающийся голос Киллика: «Нет покоя, нет, провались оно, покоя на этой лохани». Дверь отворилась:

— Сэр?

— Поджаренный сыр доктору, полдюжины бараньих бифштексов мне, и пару бутылок «Эрмитажа». Все расслышал? Теперь Стивен, с первой цифры.

Они настроили инструменты, наполнив каюту веселой какофонией, после чего Джек провозгласил:

— Как насчет старины Корелли, си-мажор?

— Всей душой за, — откликнулся Стивен, поднимая смычок.

Он поймал взгляд Джека, оба кивнули, и смычок пошел вниз, виолончель отозвалась глубоким звуком. Тут же в лад вступила скрипка. Музыка заполнила каюту, инструмент вторил инструменту, они сливались в хоре, затем скрипка солировала в одиночестве. Они остались одни внутри канители из звуков, а корабль и заботы ушли куда-то далеко-далеко.

Глава 4

Каждый день в полдень, когда небо было ясным, «Леопард» определял свою позицию по солнцу, и каждый день солнце все выше поднималось на юге. С приближением решающего момента, когда оно достигнет зенита, капитан, штурман, все вахтенные офицеры и молодые джентльмены настраивали инструменты, задерживали дыхание, совмещали положение солнца с горизонтом и записывали результат. Штурман сообщал вахтенному офицеру: «Полдень, сэр». Вахтенный офицер пересекал квартердек, подходил к капитану, снимал шляпу и говорил: «Полдень, сэр, с вашего позволения», — а капитан, прекрасно это знавший по собственному секстану, даже если и не слышал голоса штурмана, стоявшего в нескольких ярдах от него, говорил: «Отбить двенадцать склянок, мистер Баббингтон» (или Грант, или Тернбулл, в зависимости от обстоятельств), проводя, таким образом, границу между одним морским днем и следующим.

Измерения Джека обычно до секунд совпадали с измерениями штурмана и Гранта, но иногда, когда утренняя резь слепила мистеру Ларкинсу глаз, появлялось некое несоответствие, и в этом случае Джек предпочитал заносить журнал собственные измерения. Знающему взгляду этот резкий, лаконичный отчет, обычно содержащий только числа и случайные происшествия, выдавал нечто схожее с экстазом в устойчивой последовательности: «Ясная погода, свежий ветер», в великолепных расстояниях, пройденных за сутки — зачастую по двести морских миль, и быстро уменьшающейся широте: «42°05' N, 12°41' W; 37°31' N, 14°49' W; 34°17' N, 15°03' W; 32°17' N, 15°27' W».