Не считая постоянного притока свежей дождевой воды, ситуация была хуже некуда. Удушающая жара, подавленная, унылая атмосфера, чрезмерный страх и отчаяние, довлеющие над командой. А когда болезнь поразила нижнюю палубу, то стала косить людей быстрее чумы. Команда оставила всякую надежду, и иногда Стивену казалось, что больные скоро откажутся принимать его лекарства, желая чтобы все закончилось поскорее: и во многих случаях так и произошло — головная боль, слабость, температура и сразу отчаяние, еще даже до сыпи и ужасающей лихорадки, еще усугубляющейся из-за удушающей жары, а потом, по его мнению, необязательная смерть. С тех пор, как радикальное применение хинной коры и сурьмы дало эффект, Стивен сильнее поверил в лекарства. На данный момент одиннадцать человек, переживших кризис, уже выздоравливали и все же, несмотря на это явное свидетельство, были те, кто умрет, кто почти с благодарностью подчинялся смерти в момент, когда их только вносили в лазарет.
— Я верю, — сказал он Мартину, — что, некоторые наши больные самоизлечатся как только увидят приближающееся французское судно, как только услышат барабанный бой и грохот пушек, а поступление новых значительно сократится.
— Полагаю, вы правы, — ответил Мартин, поднимая книгу. — Бодрый дух — три четверти успеха, как отмечает Рази[13]
. Но кто может измерить силу духа? — прижал руки к глазам и продолжил, — вы действительно назначили Робертсу двадцать драхм? Я должен это отметить.— Так и есть, двадцать драхм: убежден, он выдержит. И прошу, в самом деле, отметьте это. Наши заметки будут иметь огромное значение. Полагаю, вы вели их очень подробно?
— Так и есть, — устало сказал Мартин.
— Мистер Пуллингс, сэр, — произнес новый фельдшер.
— Пусть войдет. Итак, мой дорогой лейтенант Пуллингс, вы страдаете от дикой головной боли, чувствуете явный холод, озноб в животе и конечностях?
— Именно так.
— Вы обратились по адресу, — сказал Стивен, улыбаясь. — Вы немного заражены, но мы быстро приведем вас в порядок. У нас есть отличное лекарство, подходящее вашему случаю: уложит вашу болезнь на лопатки, и, заметьте, Том, ставлю сто к одному, что в должное время вы поднимете свой флаг. Не вешать носа, Пуллингс!
Час спустя Мартин попросил, доктора Мэтьюрина померить ему пульс: что тот и сделал Они переглянулись, и Стивен сказал:
— Не уверен. Есть куча других возможных причин — вы ничего не ели со вчерашнего вечера. Возьмите немного супа и оставайтесь внизу. На сей раз, я выйду на палубу.
Он снял с кофель-планки свой лучший сюртук и надел его, поскольку на «Леопарде» подобные приличия все еще соблюдались в должной мере. Стивен шел по проходу к линейке тел, зашитых в гамаки, когда на квартердеке показался белый стихарь Фишера. Стивен не пошел в корму дальше блока грота-галса, а остался на месте и простоял все время пока шла служба и тела умерших моряков сбрасывали в воду, держа в руке шляпу.
После этого он поговорил с Джеком с расстояния примерно в десять ярдов, что легко возможно при слабом ветре и притихшем корабле, и немного погулял по баку. Ко времени возвращения в изолятор не осталось никаких сомнений относительно состояния Мартина.
— Примешь наши обычные двадцать драхм?
— Отважусь даже на двадцать пять, — ответил Мартин, — и мои заметки изнутри отобразят развитие болезни.
С этого дня Стивен остался в носовой части один. У него имелось два грамотных помощника: Хирепат и, в некоторой степени, Фишер, но ни один из них не являлся медиком, не мог ни составлять лекарства, ни назначать их, да и никому он не мог доверяться, когда возросшие потребности исчерпали его аптечку настолько, что пришлось прибегнуть к плацебо — главным образом порошкообразному мелу, окрашенному в синий или красный цвет. День и ночь слились воедино, разделяясь только паузами, когда Фишер одевал стихарь и шел на палубу, чтобы похоронить мертвецов. Хотя даже перед смертью Мартина доза лекарства стала уже номинальной, не более, оставалась еще сама по себе забота о телах и душах, уход за пациентами, и этому Стивен посвятил себя, уча Хирепата всему, чему мог, поскольку, как заметил Стивен, надлежащий уход — залог успеха. Это спасло Мартина, на самом деле умершего от пневмонии, поразившей его спустя несколько дней после благоприятного разрешения кризиса и после того, как тот на безупречной латыни составил точное описание болезни от начала до первой стадии выздоровления.
Это казалось нескончаемой битвой, хотя по календарю до того момента, когда во время утренней вахты ливень еще более сильный, чем обычно, принес северный ветер, увлекший «Леопард» вниз, до границы области юго-восточных пассатов, прошло только двадцать три дня.