Остров. Проект «Робинзон»

— «Я вижу, как закат, стёкла оконные плавит. День прожит, а ночь оставит тени снов в углах…» — процитировал я легенду русского рока.

— Нет у нас никаких стёкол. — не оценила девушка моего романтического настроя. — Нечего плавить…

— Неверно. — не согласился я и указал на кусок стекла, закрывающего смотровую щель в бронедвери. — Номинально, стекло у нас таки есть, и оно как раз сейчас плавится закатом. В фигуральном смысле.

— Кажется, в нашем клубе зануд опять новый председатель. — покачала головой подруга, повернулась к коту и протянула ему включенный КПК. — Бегемот, друг мой, раз уж ты оказался способен к связному общению, может, объяснишь нам, что за херня здесь, собственно, происходит? И не надо прикидываться ветошью и убегать на крышу! Всё равно не отвертишься!

Котяра выглядел смущённым. Он долго медлил, потом отцарапал: «Нимагу. Прастити».

— «Не могу» это как? — наседала Даша, просто так от неё не отделаться. — Сам не знаешь? Не поверю! Или тебе запрещено?

«Нимагу. Блокь. Очинь сложна пейсать». — вымученно отстучал хвостатый и грустно развёл лапами.

— Значит, скорее запрещено. — разочарованно резюмировала Даша. — А про себя можешь что-нибудь сказать, тьфу, написать? Тоже нет? Жаль, жаль…

— Ну, логика, в принципе, железная: пешкам не полагается знать, что задумали гроссмейстеры. — задумался я. — Вопрос: а кто же в нашем случае наш хвостатый друг? Гроссмейстер? Или тоже пешка? А, Бегемот?

— Мяууу… — грустно сообщил котяра. Потом протянул лапу к блюду, на котором лежала порезанная колбаса. Аккуратно наколол на коготь ТРИ кружка колбасы и не торопясь отправил в рот. Мы с подругой быстро переглянулись.

— Думаю, пушистику нет аналогий на шахматной доске. — Даша тоже подцепила кружок колбасы. — Блин, какая же она вкусная! А Бегемота максимум можно сравнить с болельщиком, который выглядывает из-за плеча игрока и орёт: «Лошадью ходи!».

— Так он же не пешкам это говорит. — я тоже приложился к колбасе. — Хотя, сравнение с шахматами, скорее, некорректное: наши действия иногда стараются направить в нужное ИМ русло, но предугадать нашу реакцию на сто процентов они не могут. Просто потому, что мы сами, зачастую, не знаем, как отреагируем в том или ином случае.

— Однако, способы влияния довольно, я бы сказала, топорные: прямые и не очень подсказки в виде сообщений либо предметов, да подсовывание проблем в виде разных тварей. Всё.

— Даша, это ПОКА всё. Может, завтра половина острова вместе с нашим лагерем уйдёт под воду. Или ещё какая-нибудь, абсолютно непредсказуемая хрень? Ты заметила, что правила игры неуловимо меняются в сторону всё большего усложнения?

— Да, о милом островке в Ладоге остаётся только мечтать. — подруга грустно посмотрела на бокал с коньяком и одним глотком осушила его наполовину. — Ладно, прорвёмся. В конце концов, пока мы живы — смерти нет, а когда смерть придёт, нас уже не будет…

— Это при условии, что нас обоих не станет одновременно. — я взял Дашу за руку. — Я вчера тебя чуть не потерял, и могу тебе сказать, что это крайне хреновый опыт, и я не хочу его повторять. И это последнее, чего я бы желал тебе.

— Значит, желаешь мне самого лучшего? — Даша взглянула на меня, её глаза сияли. И отнюдь не от выпитого коньяка. — Докажи.

Точных данных о том, как возвращение из Полей Вечной Охоты сказывается на либидо, у меня нет, да и навряд ли кто-то проводил подобные исследования, это даже для британских учёных, на мой взгляд, перебор. Однако, деликатному Бегемоту удалось вернуться на своё законное место только под утро. Я же, который пока ни разу не умирал, такой бодрый натиск выдержал с трудом, и уснул в состоянии выжатого лимона.

…

Проснулся я ещё позже, чем вчера — сказалась бурная ночь. Подруга безмятежно спала, наверху храпел Бегемот. Я постарался вспомнить, когда у меня последний раз были подобные марафоны (да и были ли?). По всему выходило, что разве что в дни бесшабашной юности, когда студентом можно было гулять до пяти, а в семь как ни в чём не бывало встать и идти на учёбу. К тому же, подобные увеселения обычно сопровождались дикими дозами алкоголя.

— Ух, ёпта. — я попытался сесть и понял, что давние времена прошли бесследно, а ночь половых излишеств — напротив, бесследно не прошла, и никакие живые воды вкупе с курортным воздухом никак не помогают пояснице сгибаться так, как ей определено природой. Морщась и тихо матерясь, я начал вылезать из кровати, пытаясь одновременно не потревожить Дашу. Потом вспомнил, что для посещения сортира нужно полностью облачиться в защиту, и тихо взвыл. Про себя, разумеется.

Посмотрев на костюм и поборовшись с собой некоторое время, я принял соломоново решение: натянул куртку и штаны на голое тело, влез в сапоги, накинул кобуру с верным «Маузером». Перед выходом задействовал последние разработки в области наружного наблюдения — а именно, осмотрел местность в проделанный накануне в двери глазок. Не обнаружив снаружи видимых опасностей, я вышел наружу.