Остров разбитых сердец

– Трубку я не курю и фланелевых рубашек не ношу, но в чем-то другом, боюсь, сходство есть.

Усмехнувшись, Кертис протягивает мне одну бутылку, чокается со мной и без приглашения садится рядом на скамью.

– Не могу тебе сказать, жива ли Кристен, – говорит он, – но на острове ее нет. Гарантирую.

Я встревоженно поворачиваюсь к нему:

– Откуда ты знаешь?

– От Энни.

У меня обрывается сердце. Так я и думала: Энни не уехала бы с острова, если бы оставалась хоть какая-то надежда найти здесь Кристен.

– Когда я вез ее обратно на материк, – продолжает Кертис, – она сказала, что искала сестру, но не нашла. Похоже, решила двигаться дальше. – Ощущаю на себе его взгляд. – Может, и тебе поступить так же?

Получается, Энни сдалась? Окончательно поверила в смерть сестры? Теперь я тоже должна двигаться дальше ради нее, моей выжившей дочери? Качаю головой:

– Понятия не имею, как и куда мне идти. Вот в чем проблема.

Кертис вытягивает длинные ноги, откидывается на спинку скамьи и смотрит на звезды.

– Иногда, – говорит он, – если очень повезет, нам в спину дует попутный ветер и течение несет нас, куда надо. Но потом мы сбиваемся с курса – это случается постоянно – и начинаем барахтаться, чтобы удержаться на плаву. – Он смотрит на меня и накрывает мою руку своей. – Именно это ты сейчас и делаешь, Рики Францель.

Подождав, когда невидимая петля отпустит мое горло, отвечаю:

– Хочешь верь, хочешь не верь, но когда я дома, со мной все в порядке. Барахтаться я начинаю только здесь.

Представляю себе, как Брайан негодующе разевает рот, Кейт закатывает глаза, а Энни говорит: «Ну что за фигня!»

– Знаешь, Рики, кого я вижу, когда смотрю на тебя? Все ту же маленькую испуганную девочку с двумя хвостиками, которая потеряла маму и отказывается верить тому, что говорят ей все вокруг.

Зажимаю рот, чувствуя, что плотина, сдерживающая мои эмоции, вот-вот рухнет. Кертис решил вспомнить лживые слухи, которые ходили по городку после смерти моей матери.

– Прекрати! – говорю я, не желая этого слышать. – Никто не знал маму так, как знала ее я!

И никто не знает моих дочерей лучше меня!

Ни с того ни с сего я, будто на исповеди, начинаю рассказывать ему про альбом с цитатами и комментариями Кристен, потом про шаткие отношения с Энни и про то, как я всех разочаровала. Слова текут сами собой, помимо моей воли.

– Ты, наверное, думаешь, что я ужасная мать, – заключаю я, глядя в свою пивную бутылку.

– Я думаю, ты такая же, как я и как миллионы других людей. Несешься во весь опор, боясь сбавить скорость. Ведь, если притормозишь, тебе, может быть, придется что-то почувствовать.

Глава 19. Энни

Энни только что вышла из зоны таможенного контроля аэропорта Шарля де Голля и ищет в толпе профессора с дочкой. Доктор Барретт представляется ей ботаником в очках и с бабочкой, долговязым и сутулым, как соломинка для коктейля.

– Энни Блэр? – низким мелодичным голосом спрашивает кто-то за ее спиной.

Она оборачивается. На нее с улыбкой смотрит мужчина лет сорока, в джинсах защитного цвета и белой рубашке, с копной волнистых темных волос и фигурой, совершенно не напоминающей соломинку.

– Энни Блэр? – повторяет он.

– Да, – тихо произносит она внезапно пересохшими губами, чуть не забыв, что нужно протянуть руку.

– Добро пожаловать в Париж. Я Том Барретт.

В эту секунду Энни не может думать ни о чем, кроме тепла его ладони и его темных глаз с золотистыми крапинками. Выпустив ее руку, он гладит по голове маленькую девочку:

– А это Олив.

– Привет, Олив, – говорит Энни, опускаясь на корточки.

Бледненькое пухлощекое существо с нелепой заколкой в волосах, доходящих до подбородка, прячется за ногами отца. Когда их взгляды наконец-то встречаются, Энни едва удерживается, чтобы не ахнуть: в карих глазках, увеличенных толстыми круглыми очками в розовой оправе, отражается та же боль утраты, которую испытывает она сама.

Энни инстинктивно тянется к девочке, но та отстраняется, и она быстро убирает руку.

– Меня зовут Энни. Я буду твоей…

– Няней, – договаривает девочка.

Энни улыбается:

– Правильно. Ты молодец, Олив.

– Знаю. А кем еще ты будешь?

Милая крошка. Но колючая, как и предупреждала Солен.

– Надеюсь, – говорит Энни, вставая, – что еще мы с тобой будем друзьями.

Никак на это не ответив, Олив смотрит на отца:

– На картинке, которую ты мне показывал, она намного красивее.

Такая прямота заставляет Энни покраснеть. Улыбка исчезает с ее лица. Но нет, она не должна всерьез воспринимать колкости пятилетней девочки.

– Не будь злюкой, Олив, – говорит Том, разглаживая темные волосы дочки. – Я вот, наоборот, считаю, что живая Энни гораздо симпатичней.

– Нет, – отвечает Энни, молясь, чтобы голос не дрогнул. – Олив права. – Она поворачивается к девочке: – Видишь ли, та фотография была сделана год назад. Тогда я выглядела лучше, правда?

– Да. Ты нас обманула.

– Олив! – испуганно восклицает Том.

Энни смотрит в пол. Ей хочется провалиться сквозь землю. Еще чуть-чуть, и маленькая паршивка возомнит себя победительницей. Чтобы этого не произошло, нужно быстро вернуть себе дар речи. Что в такой ситуации сказала бы мама?