Сразу вслед за этим раздался сочный, с хрустом, удар по свирепой физиономии Гильденстерна, и новоявленный старейшина и защитник веры очутился на земле в близком соседстве с юным Бобом.
— Давно ли ты стал таким храбрым, Гильденстерн? — осведомился, склонившись над поверженным прохвостом, красивый, плечистый молодой островитянин. — Ты бесстрашно кинулся на ребенка. Ты бесстрашно убил исподтишка беззащитного и невинного парня из Эльсинора. Почему я тебя никогда не видел выступающим один на один против взрослого мужчины в честной, открытой — драке?
Это был дядя Боба Смита — Джекоб Смит.
— Может быть, тебе хочется померяться силами со мной? — продолжал он.
Но оказалось, что у Гильденстерна такого желания не было. Он вскочил, держась за свою сразу раздувшуюся щеку, шмыгнул в сторону от Джекоба, подбежал к преподобному отцу Джемсу, который, как и все остальные, очень спокойно отнесся к поражению нового старейшины, и прошептал ему на ухо:
— Надо сейчас же убить обоих: и желтобородого и Гамлета. Белоголовому это понравится… И богу тоже…
— Не будем спешить с таким делом, — возразил колдун. — Пусть они пока посидят в Большой хижине. Пусть таких людей судит сам белоголовый. Мы ему завтра сообщим, и как он скажет, так мы и поступим.
— У них там, в хижине, имеются мушкеты, — опасливо напомнил Гильденстерн.
— У белоголового тоже имеются мушкеты, — сказал преподобный отец.
Через несколько минут Егорычева, Гамлета и маленького Боба, изрядно помятых в свалке, с руками, туго затянутыми за спиной, втолкнули в дверь Большой мужской хижины, быстро захлопнули ее и с грохотом задвинули большим бревенчатым засовом.
Когда кочегар, выскочивший было на шум из хижины, хотел выручить друзей при помощи автомата, Егорычев, к всеобщему изумлению, крикнул ему, чтобы он спокойно возвращался в хижину. Он хотел избегнуть ненужного кровопролития.
— Bee будет в порядке, уверяю вас, все будет в порядке! — бормотал Егорычев, пока кочегар одного за другим освободил от уз всех троих своих друзей. — Есть у нас вода? Давайте первым делом умоемся. А потом мы обязательно что-нибудь придумаем… Нет безвыходных положений. Правильна, Гамлет?
— Мы обязательно что-нибудь придумаем, сэр, — ответил Гамлет, хотя он не мог себе представить, что можно было бы придумать в их положении.
— Кстати, Гамлет, вы хотели бы сделать мне приятное?
— Очень хотел бы, сэр.
— Так вот, учтите, что мне не доставляет никакого удовольствия, когда меня называет сэром человек, которого я люблю и уважаю. В моей стране люди обращаются друг к другу со словом «товарищ». Называйте меня «товарищ Егорычев». Хорошо?
— Хорошо, товарищ Егорычев, — улыбнулся в темноте Гамлет. — Я вас буду называть товарищем.
Что до Розенкранца, то он молчат наблюдал из своего закутка, как его недруги стали умываться, словно они не были ввергнуты только что в опасное заточение… Сначала он прислушивался к их разговору, стараясь уяснить себе причину их неожиданного пленения. Поняв, что произошло у хижины покойного Яго, он преисполнился чувства глубочайшего удовлетворения. Зато когда этот неудачливый апостол мистера Фламмери, обладавший тончайшим слухом, прислушался к голосу отца Джемса, что-то выкликавшего то с той, то с другой стороны запертого дома, он хлопнулся о земляной пол и стал, колотясь о него головой, причитать невыносимо визгливым голосом. Его не сразу удалось призвать к порядку, Еще труднее было выведать у него, что он такое слышал, что довело его до кликушеского состояния. Шлепок по спине могучей дланью кочегара Смита привел его в себя, и он, обливаясь слезами и царапая лицо крепкими, как железо, грязными ногтями, поведал, что дом, в котором они взаперти, теперь заколдован самым страшным из заклятий. Каждый, кто приблизится к нему ближе чем на двадцать шагов, будет поражен небесным громом. Точно такая же участь ждала и того, кто без разрешения отца Джемса попытается покинуть это заколдованное здание.
X
В тот самый час, когда в Священной пещере закончили обсуждение и приступили к подписанию договора о переименовании острова Разочарования в остров Взаимопонимания, трое воинов Нового Вифлеема в полной воинской раскраске доставили в Эльсинор изуродованное тело несчастного Джекоба Кида. Как парламентеры, они пользовались неприкосновенностью. Вежливо подождав, покуда на площади соберутся все жители деревни, воины Нового Вифлеема первым делом объяснили им, за что именно убит их молодой односельчанин. Затем были доведены до всеобщего сведения не подлежащие обсуждению требования Нового Вифлеема. Эльсинор должен был выдать своего колдуна, преподобного отца Лира, и пятерых старейшин как лиц, отвечающих за всякое зло, исходящее из их деревни. Кроме того, Новый Вифлеем требовал немедленного признания Эльсинором, равно как и прочими южными селениями, что сегодня не суббота, а воскресенье, и надлежащим образом исправил и на последующие времена свое исчисление дней недели. В случае неприятия любого из этих пунктов Новый Вифлеем — страж истинной веры — объявлял Эльсинору священную войну.