Остров Разочарования (иллюстрации И. Малюкова)

Они вошли без промедления, словно их в самом деле давно уже томила потребность уйти с лужайки в этот душный и жаркий полумрак, давая своими хмурыми лицами почувствовать Егорычеву, что они недовольны им и что (будьте уверены!) примут все меры, чтобы впредь его нелепые прихоти не мешали нормальной жизни остальных (законных, черт возьми!) обитателей пещеры.

Смит в этой игре не участвовал. Он старательно улыбался Егорычеву, но на душе у него было неуютно. Ядовитые словечки, которыми Цератод во время их вынужденного пребывания вне пещеры обменивался, возлежа на траве, с возмущенным Фламмери, оставили в сердце нашего кочегара какой-то неясный, но в высшей степени неприятный осадок.

Он запер Кумахера, помогавшего ему по поварской части, и все сели обедать. Кумахера Егорычев собирался допросить сразу после обеда.

Обедали молча, все по той или иной причине были недовольны, только Мообс пытался было развлечь компанию каким-то не очень свежим студенческим анекдотом, но понял тщету своих усилий и замолк. Если бы они только подозревали, о чем сейчас разговаривали, в темноте за дощатой дверью оба их пленных!

На подстилке, на земляном полу ворочался непривычный к столь жесткой постели майор Фремденгут. Тут же рядом, кряхтя и сопя, стаскивал с себя ботинки несколько притомившийся or стряпни и прочих хлопот фельдфебель Кумахер. Он уже успел доложить майору, что ничего особенного, достойного внимания за последний час на воле не произошло и что ефрейтор Сморке никаких признаков жизни не подает.

Потом наступило молчание, которое наконец прервал Фремденгут.

— Вообще, Кумахер, — сказал он, почесывая обросшую щетиной щеку, — вообще говоря, в интересах империи вас все-таки было бы правильней придушить.

— Помилуйте, господин майор! За что? — испугался фельдфебель.

— Боюсь, что для этого имеются достаточно серьезные основания.

— Никаких, господин майор! Уверяю вас, ровным счетом никаких!..

— Что вы там такое наболтали этому комиссару насчет первых трех ящиков?

— Я?! Комиссару?! Насчет ящиков?! Я ничего не говорил, господин майор… Я вообще отговариваюсь незнанием… Я же всего-навсего фельдфебель…

— Без истерики! Не орать! Нас могут услышать. И, к вашему сведению, господин Кумахер, фельдфебель войск СС — это не «всего-навсего», а очень много. Фюрер облек нас с вами особым доверием. В наших руках в некотором роде могущество и будущее империи…

— О, будущее империи?!

— Будущее и могущество… Нет, вы, кажется, все же слишком болтливы, чтобы оставлять вас в живых…

— Уверяю вас, клянусь, господин майор, я чист перед богом и фюрером!

— Это в ваших же интересах держать язык за зубами… Когда за нами придет судно…

— Оно обязательно придет, не правда ли, господин майор?

— Оно обязательно придет. Я понимаю, о чем вы думаете.

— Что вы, господин майор! Осмелюсь доложить, я ни о чем не думаю!

— Вы думаете, что дела империи плохи.

— Никак нет, господин майор. Я этого никак не думаю!..

— Ну и дурак. Дела империи действительно плохи. Но тем определенней за нами обязательно приедут… Вы знаете такую песенку «Ойра»?

И Фремденгут для наглядности запел, чуть слышно, почти шепотом:

Мы тан-цу-ем, ой-ра, ой-ра… Мы тан-цу-ем, ой-ра, ой-ра…

— Как же, как же! — растроганно отозвался Кумахер. — Дай бог памяти, тысяча девятьсот десятый — одиннадцатый год… Во всяком случае, до первой мировой войны… Можно сказать, песня моей юности.

— Она будет позывными этого судна, понятно? Ваша задача — любыми средствами починить рацию и во что бы то ни стало добиться, чтобы аккумуляторы были заряжены и чтобы приемник все время работал. Наврите, что это нужно для контроля после починки. Призовите на помощь всю свою нордическую хитрость. И постарайтесь представить дело так, будто вы починяете рацию вопреки моей воле и что вы рискуете жизнью…

— Слушаюсь, господин майор. Будет исполнено, господин майор…

— И вы сами понимаете, Кумахер, что если у меня создастся хоть малейшее подозрение, что вы распустили свой язык…

— Осмелюсь доложить, господин майор, вы меня незаслуженно обижаете. А скоро оно ожидается, это судно?

— По нечетным числам, с часу до половины второго дня. Появление на рейде через двадцать пять минут после последнего позывного сигнала. Кстати, насчет Сморке…

Но тут заскрипел засов, распахнулась дверь… Все, кроме Егорычева, удалились под сень дерев соснуть часок-другой, потому что ночью предстояли дежурства, а Егорычев приступил к допросу Кумахера.