Остров судьбы

— Я мечтаю об этой женщине много месяцев, только о ней и ни о ком больше. Я хочу, чтобы она стала моей! Если Господу было угодно меня помучить, Он вдоволь насладился этим, и теперь я прошу вас обвенчать меня с ней. Если вы не сделаете этого, мне незачем будет жить.

Отец Витторио нахмурился.

— Господь не жесток, Данте Гальяни, он милосерден, — начал он и осекся, вперившись в юношу тревожным взглядом.

Лицо Данте было бледно, тело покрыто холодным потом. Его трясло так, что стучали зубы.

В толпе пронесся изумленный ропот. Это было неслыханно! В Лонтано давно не случалось ничего подобного. Сестры и мать Анжелы вытянули шеи, их глаза округлились, а рты приоткрылись. Все гадали, что побудило Данте совершить столь безумный поступок? Возможно, между ним и Анжелой Боллаи уже что-то было? В таком случае они заслуживают не понимания, а осуждения. К Леону протолкнулся брат женщины с намерением выяснить, с чего это Данте прилюдно позорит его сестру?

Леон едва ли не впервые был по-настоящему растерян. Он пробормотал, что его сын не в себе, что он заболел и не понимает, что говорит. Словно в подтверждение его слов, Данте зашатался и рухнул на пол церкви.

Он выпустил руку Анжелы, но женщина не убежала. Склонившись над ним, она обхватила его голову ладонями и воскликнула:

— Помогите же ему!

Данте перенесли в дом отца Витторио. В Лонтано не было врача, только повитуха, а с остальными проблемами жители деревни справлялись своими силами.

— Похоже на малярию, — сказал священник. — Только откуда она взялась?

— Что делать? Как его лечить?

— Боюсь, придется везти твоего сына в Аяччо. Здесь нет ни доктора, ни лекарств, — сказал священник и добавил в ответ на молчаливый вопрос Леона: — Одними молитвами тут не поможешь. Когда я был молод, мне доводилось посещать малярийные места. Как правило, больных увозили высоко в горы, случалось, там они излечивались. И все-таки умерших было очень много. Нужна кора хинного дерева — прежде она была большой редкостью.

Когда приступ прошел, Данте открыл помутневшие глаза. Когда он увидел рядом с родителями и отцом Витторио Анжелу, его взгляд прояснился и на побледневшем лице появилась улыбка.

Сандра ломала руки. Она заклинала Леона немедленно запрягать повозку и ехать в город. Услышав об этом, Данте сказал:

— Я поеду, только если со мной поедет Анжела и если она немедля даст обещание выйти за меня замуж.

Отец Витторио смущенно кашлянул, однако Анжела не возмутилась и не отвела глаз. Ее взгляд был подобен стреле, летящей сквозь немыслимые препятствия, разрывающей плотную ткань людского непонимания и предрассудков.

— Я поеду с тобой. И я согласна стать твоей женой.

Данте устало закрыл глаза, словно был не в силах вынести блаженный груз подарка, который только что получил. Он ощупью нашел руку Анжелы и сжал в своей. Он не боялся ни лихорадки, ни смерти. Он знал, что любовь окажется сильнее, он был уверен в том, что если Анжела ляжет рядом и обнимет его, жар ее кожи проникнет в его больное тело и озноб пройдет.

— Когда я выздоровею, мы поженимся, и ты родишь мне ребенка.

— Хоть десяток, если получится.

Помещение наполнилось трогательной атмосферой доверия, взаимного прощения и любви. Данте и Анжела разговаривали и вели себя так, будто были одни в комнате. Присутствующие чувствовали себя лишними.

Позднее, очутившись наедине с родителями юноши, женщина сказала:

— Я сделала это ради вашего сына.

— Мы согласны, чтобы ты стала нашей невесткой. — Леон повернулся к жене. — Правда, Сандра?

Та прошептала со слезами на глазах:

— Лишь бы Данте поправился!

— Боюсь, мой брат скажет, что Данте слишком юн для меня и что как вдова я не должна выходить замуж, — тихо промолвила Анжела.

Леон опустил руку на ее плечо.

— Я поговорю с ним. А пока собирайся. Путь неблизкий, и нам надо спешить.

Морские валы разбивались о подножие скал, окружая его облаком пены. Подгоняемые бризом паруса, казалось, бежали по волнам. Вокруг было потрясающе красиво, но Леон смотрел только на дорогу, а Анжела — в лицо Данте. Ее взгляд был полон любви и тревоги.

Она сидела в повозке и держала голову Данте на коленях, стараясь хотя бы немного защитить его от тряски. Изнуряющая лихорадка прошла, но он ослабел после приступа и должен был набираться сил для встречи нового. Отец Витторио сказал, что, возможно, приступ повторится на следующий день, в это же время, а если повезет, то через несколько дней.

Леон поневоле слушал, о чем говорят его сын и Анжела. Они говорили о любви, о будущем. Отцу казалось, что оба уже забыли о том, что Данте тяжело болен и может умереть.

Леон не помнил, чтобы он когда-нибудь признавался в любви Беатрис, а тем более — Сандре. В его среде считалось неприличным говорить о чувствах, да и о многом другом. Мужчины гордились, если у них было много сыновей, но никто не смел обсуждать, как получаются эти сыновья. Такие темы считались запретными. Когда матери пытались подготовить дочерей к замужеству и первой брачной ночи, они объяснялись с ними очень иносказательно.