Остров Таусена

Вплотную к морю подходила ровная зеленая гладь тундры; на востоке, у самого горизонта, темнела длинная цепь холмов.

Колхоз оказался близко от станции. Это было большое селение с крепкими бревенчатыми домами. Затейливая резьба украшала наличники окон, на крышах скучали в неподвижности нарядные флюгера. Посредине улицы друзья усидели странное сооружение: гладкие столбы, соединенные перекладинами, а поперек перекладин длинные жерди. К ним были подвешены крупные рыбины, связанные попарно хвостами.

Около этого сооружения сидел на лавочке очень древний старик. Несмотря на теплый полдень, он был одет в меховые сапоги и тулуп. Старик задремал на солнышке, но при появлении незнакомцев сразу пробудился и стал смотреть на них с откровенным детским любопытством.

— Сторожишь рыбу, дедушка? — обратился к нему Цветков.

— А как же, — сказал старик, — треску сторожим. Вишь, елуй[3] для рашкерки[4]. На елунцах — палтухи, — старик указал на перекладины, а потом ткнул в длинную, метров в десять, жердь, — на палтухах решетины[5] висят. Как бы собаки не сцапали… А вам кого? — вдруг спросил он.

— Нам председателя, — ответил Цветков. — Где бы его найти?

— А вот он сам, — сказал старик.

На крыльцо нового дома вышел человек небольшого роста. На его выцветшей гимнастерке виднелись одна желтая, две красные нашивки и две планки с цветными полосками орденских ленточек.

Приезжие подошли к крыльцу.

— Сергей Петрович Миронов? — обратился к нему Цветков.

— Точно. А вы кто будете и откуда? — спросил председатель.

У него был тот же окающий говор, что и у Якушева.

Цветков назвал себя, сославшись на Рашкова, затем познакомил председателя с Гущиным.

— Ученику славного Николая Фомича привет и почет! — обрадованно сказал Миронов, явно гордясь знакомством с академиком. — Как же, бывал он у нас.

Вам, товарищ журналист, тоже интересно будет познакомиться с нашей работой.

— Еще бы!

— Вот что, Сергей Петрович, — сказал Цветков, — мы к вам по особому поручению Николая Фомича.

— Отлично! — ответил Миронов. — Чем надо — помогу.

Он пригласил их в дом. Тут помещалось правление колхоза. Пройдя через большую комнату, где несколько человек щелкали на счетах, гости вошли в светлую угловую комнатку. Там у стен стояли две аккуратно застланные койки, в одном углу — одностворчатый книжный шкаф, а в другом — знамя из темно-алого бархата с густой золотой бахромой. На столе лежало несколько брошюр.

— Это у вас красный уголок? — спросил Гущин.

— Нет, комната для приезжающих, — ответил Миронов. — У нас тут не красный уголок, а целый клуб есть. Сейчас вас будут кормить обедом, — добавил он без всякого перехода.

— Спасибо, Сергей Петрович, мы недавно в поезде основательно закусили, — возразил Цветков. — А не выслушаете ли вы нас сначала? Есть у вас сейчас время?

— Говорите, говорите!

Цветков рассказал, зачем они приехали.

— Вам такие утки не попадались? — спросил Гущин.

— Нет. Не встречались. Так вот вам охотник говорил, что эти птицы летят с полуночи. А сегодня как раз с нашей брюги пойдет в море дрифтер…

— Что с чего пойдет? — не понял Гущин.

Миронов засмеялся:

— С непривычки наших поморских слов не поймешь. Брюга — это пристань по-вашему. А дрифтер — тоже москвичам в новость. Судно, которое тянет плавные сети. Пойдет дрифтер на полночь. Если эти птицы вправду с той стороны летят, — кто знает, может, вам и повезет. А потом я думаю, что вам поплавать интересно будет.

— Конечно! — согласился Гущин.

— Ну да. Увидите, как работаем. Наш Север дает большую часть рыбы для Советского Союза, да еще на экспорт отправляем. И с каждым годом больше будем давать!

Он стал словно выше, прямее. Гости с удовольствием смотрели на него.

— Я тоже на дрифтере пойду с вами вместе, — продолжал Миронов и вдруг направился к двери. — Сейчас обед пришлю. Мы уже обедали, так что вам вдвоем придется.

— Да ведь я вам только что говорил, Сергей Петрович, — мы сыты! — крикнул ему вдогонку Цветков.

Но Миронов не слушал его.

— Отдохните, — сказал он, обернувшись, — а через полчасика поднимем якорь.

— Вот и материал для очерка! — обрадовался Гущин. — Председатель-то, видно, энтузиаст своего дела.

— Ну что же, — улыбнулся Цветков, — ни пера, ни чернил!

— Что такое? — удивился Гущин.

— А как же, — пояснил Цветков, — ведь охотнику говорят: ни пуха ни пера! Мне этого пожелал Рашков. А литератору надо говорить: ни пера, ни чернил!

Гущин рассмеялся:

— Уж ты скажешь!

Тихонько постучали в дверь.

— Войдите, — сказал Цветков.

Вошла высокая девушка с толстой русой косой. Она застенчиво поздоровалась с гостями, поставила на стол обед и, пожелав приятного аппетита, ушла.

Обед состоял из кетовой икры, лапши, вареной рыбы и овощей — салата, редиса и моркови.

— Отметь-ка, Сурок, в своем очерке, — сказал Цветков, — свежие овощи на Севере стали будничным явлением.

Не успели они кончить с обедом, пришел Миронов.

— Ну как, товарищи, вы очень устали с дороги? Дрифтер скоро поднимет якорь.

— Ничуть не устали, — возразил Гущин. — А разве колхоз имеет собственное судно?

— Нет, пока не имеет, — ответил Миронов, — но обязательно заведем. А дрифтер нам дает МРС.