Остров Укенор

Защитник присел на корточки.

Титры: «Он где-то читал об этом, но вообще-то он просто не знал, с чего начать».

– Привет. Меня зовут Астиан. Почему ты не хочешь идти на улицу?

Мальчик перестал кричать, нахмурился, но ничего не ответил.

– Я волшебник, я могу сделать всё, что ты скажешь, – серьёзно и тихо произнёс Астиан.

Титры: «Он был готов на всё, поскольку убедить этого мальчишку сказать хоть слово вдруг стало самым важным делом в мире».

Мальчик молчал. Он уже не цеплялся за дверь, но рука его была так же сжата, как будто он пытался ухватить что-то невидимое.

– Я на самом деле могу всё, – ещё тише сказал Астиан.

Яркие тени вытянулись, расчерчивая пространство мостовой и по-южному белой стены дома.

Титры: «На этом поле не осталось других игроков».

Астиан ждал, опустив глаза.

Титры: «Вы слышали, как идут солнечные часы? На самом деле, очень громко».

Наконец мальчишка улыбнулся. Чуть-чуть, словно треснула тонкая белая скорлупа и крошечный птенец любопытства готов был вывалиться в мир.

– Я ничего здесь не хочу, – тихо и упрямо сказал мальчишка.

Титры: «Солнечные часы тикали всё громче, набирая ход, разгоняясь…»

От дома к мостовой вела садовая дорожка. Влажная от утренней росы, с крупными терракотовыми песчинками. Мальчишка разглядывал её почти вечность.

В солнечных лучах искрилась раздавленная раковина улитки. В чашечках осколков – перламутровая слизь.

Титры: «Совсем недавно шевелила рожками. Кто-то наступил на неё: садовник или, может, почтальон. Едва слышный хруст. Слишком резко переместилась она в двухмерный мир. Прекрасная, неоспоримая смерть».

– Я хочу, чтобы эта улитка ожила, – сказал мальчишка, поднимая взгляд с дорожки.

Титры: «Самое время отступить, бежать как можно дальше. Бежать, Астиан, слышишь? Поиграл немного и хватит».

Астиан вздохнул и пробормотал:

– Улиточный бог, проходящий мимо,

недоглядел, не учёл, не вывел,

не завязал себе, видимо,

узелок на память…

Титры: «Безответственный, безответственный бог! Особенно потому, что его, на самом деле, не существовало. Значит, следовало его выдумать».

Астиан закрыл глаза. Долго-долго ничего не говорил. Мальчик не уходил, но часто поглядывал на странного взрослого, который всерьёз собирался оживлять улитку.

Титры: «Была зима. Снег ложился белыми бинтами на раны земли, стыдил своей белизной пожелтевшие больничные стены. Дело было в больнице, да. Старой, прекрасной в своей искренности: оставь надежду, не кричи, не зови никого, приёмные часы закончились, врач в отпуске. Он лежал в коридоре около реанимации, и мимо постоянно кого-то несли. Иногда он развлекался тем, что пытался угадать, кого несли оттуда: живого или мёртвого.

Она была жива. Но это было делом поправимым: её пронесли мимо и положили умирать в палату подальше. Когда он смог вставать, он ходил по коридору и услышал, как она звала кого-то – но не было понятно, кого. Старая, как земля под снегом.

Он садился рядом и слушал, поскольку делать всё равно было нечего. И начал понимать: она просила нарядить ёлку и зажечь огоньки. Конечно, это был предсмертный бред. Возможно, она вспоминала своё детство. Теперь-то огоньки ей были ни к чему: она была слепой.

На следующий день его выписали, несмотря на то, что он до сих пор ходил, покачиваясь от слабости. Место нужно было для других неизлечимых. Да и он сам с радостью уплёлся, пообещав себе никогда сюда не возвращаться.

И в тот же вечер нарушил обещание, притащившись в приёмные часы с еловой веткой, обмотанной дешёвой гирляндой. Он включил гирлянду в её палате, несмотря на ухмылку медсестры (что-то вроде: «Безумец помогает безумной в её безумии – как мило»). Впрочем, она даже не стала напоминать, что старуха слепа. И на том спасибо.

У этой истории мог бы быть конец в духе рождественских рассказов: и тогда она успокоилась, улыбка умиротворения застыла на её пергаментных устах, и она умерла с миром – а её благодетель сидел, держа почившую за руку и заливаясь слезами светлой скорби…

Но нет, ничего такого: его просто вытолкали из палаты, когда закончилось время. «Вы ей вообще кто?» – грозно спросил врач с красными глазами и велел убираться. И гирлянду наверняка сразу же выключили.

В ту же ночь она умерла, в сумерках своего сознания и в свете снега за окном. И, возможно, в свете пластмассовой раздражающе яркой гирлянды.

Во всяком случае, Астиан хотел в это верить».

– Повтори, пожалуйста, – сказал Защитник, открывая глаза. – То, что ты сказал. Если это действительно то, чего ты хочешь.

Мальчишка молчал долго.

Титры: «Но людям нужно верить хотя бы кому-то».

– Я хочу, чтобы эта улитка ожила.

И она ожила.

Титры: «И деловито поползла в мире реальнейшего, ничего не ведая о волшебстве и о новом мире, невольным поводом создания которого стала».

Звук выключения видеокассеты.

Глава 3

Ненависть