– Знаете, меня выгнали. Исключили за нарушение этих… правил этики, да. И я с радостью ушёл от них – от всех этих людей, которые вместо «хочу» говорят «хотел бы», которые всегда «полагают», с таким, знаете, видом перезрелого винограда, который вот-вот лопнет. Сначала, когда у меня ещё оставалось родительское наследство, я снял дом с подземной лабораторией. И это было счастливое время. Я почти не выходил на поверхность. Раз в несколько дней, за едой. А потом пришёл
Бывший профессор замотал головой.
– Вы занимались изучением бессмертия? – спросил Унимо, незаметно отгоняя его кошмары: длинные, извивающиеся как угри, мысли о жизни камней.
– Да, – кивнул Иллиари. – И пределов времени. Дракон тогда ещё сказал, что камень – это твёрдое время. Посоветовал мне изучать камни. Методом самонаблюдения. И засмеялся. О, слышали бы вы этот смех – пронизывающий, жуткий, как предсмертный вой угодившего в капкан снежного волка. Поэт, который сказал, что природа милосердна, ничего не знал ни о природе, ни о милосердии. Я умолял его. Но ему было всё равно. Просить перьев у птиц – и то было бы легче. Он заставил меня признать, что бессмертия не существует. Я сказал это.
Внизу, в общем зале трактира началось веселье: голоса звучали всё громче, музыка – такая, которая заставляет пьяных людей бездумно притопывать, – отрабатывала свои гроши. Унимо подумал, как тяжело здесь, верно, размышлять о бессмертии.
Унимо даже не взглянул в сторону Иллиари, проявляя столь ценимое тем милосердие, но тот всё равно вскинулся, защищаясь:
– Да, а что оставалось делать? Что?
Мастер Реальнейшего улыбнулся:
– И тем не менее бессмертие существует.
Иллиари вскочил и угрожающе придвинулся к Унимо.
– Вздумали дразнить меня? Вам, конечно, всё позволено, вы можете, но я и так унижен, раздавлен, и даже Форин…
– Вот этот человек, что пришёл со мной – бессмертен, – перебил бывшего профессора Ум-Тенебри.
Иллиари застыл на месте. На его пыльном лице мелькнули все стадии долгого научного поиска: от недоверия до лихорадочного охотничьего азарта. Он не сказал «не может быть»: всё-таки он был настоящим Мастером Познания. Он спросил:
– А вы проверяли все способы?
Мастер Реальнейшего растерялся.
– Какие способы? О, конечно, нет.
– Неужели вам не интересно? – лихорадочно оживился Иллиари. Он почему-то совсем не обращал внимания на Тьера, впиваясь взглядом в Мастера Реальнейшего. – Узнать, как всё устроено? Как именно это проклятие в реальнейшем действует в реальном? Мы с вами могли бы…
– Нет, – наконец пришёл в себя Унимо. Он не ожидал такого напора от этого похожего на пустой стакан человека. И сердился на то, что не был готов. Забыл, что мастер – это всегда мастер, даже если его голова заставлена бутылками из-под вина, а взгляд похож на осеннюю муху, с тупым упорством бьющуюся в стекло.
– Мы могли бы узнать то, что никто не знает! Вместе мы могли бы обмануть самого Дракона Естественного Порядка Вещей! – продолжал наступать Иллиари. Он совершенно преобразился, и в его движениях, в его словах проявилось что-то паучье.
Тьер шагнул к двери. Он хотел броситься прочь и бежать без остановки от этого безумца, который до дрожи в руках хочет заполучить его, обычного, ничем не примечательного живого человека, для своих экспериментов. Этот безумец убьёт его. А потом ещё раз. И ещё. Исключительно в научных целях.
Унимо тоже шагнул в сторону выхода.
– Хорошо, – Иллиари лукаво улыбнулся, показывая свои ладони с длинными синеватыми пальцами. – Я понимаю, что у вас другие дела, тар Унимо. Но я вижу, что вы не против избавиться от него. Так чего проще? Если вы только захотите, он останется здесь, а уж я позабочусь о том, чтобы не упустить его.
Тьер испуганно посмотрел на Мастера Реальнейшего. Он ведь не станет так делать? Ведь нет?