Читаем Острова попутного ветра полностью

Сколько помнил себя Назар, он никогда не воспринимал окружающий его мир в цельности. Всегда он казался ему сложенным из осколков и фрагментов. Собранным грубо и наспех.

Когда собираются вместе именитые художники и начинают создавать одну, общую на всех грандиозную картину, они традиционно подолгу спорят, перебивают оппонентов, доказывают своё, сугубо гениальное виденье, а потом разбегаются в стороны (благо холст обширный и место всем хватает) и приступают к творческому акту. Получается нечто красивое, чувствуется мастерство и талант, но в то же время явно аляповатое и противоречивое. Там где встречаются два мировоззрения, происходит столкновение колоритов и стилей, острое вонзается в мягкое, мутное пятно заливает детали, а чёткость классическими шпажными приёмами рассекает всё дымчатое и туманное, аллегорическое. Поднимается гвалт. Разноплановое полотно трещит и ползёт по швам, его пытаются сшивать. Малозаметные стежки и умельцев также причисляют к искусству и мастерам. Кому же хочется трудиться напрасно, а слава, а бессмертие, да обыкновенная краюха хлеба? И вот полотно объявляют священным, а затем аплодируют собственной находчивости. В нём подмечают некую ценность, талантливо отображающую нашу беспокойную и «многоплановую» жизни, образ мысли. Объявляют настоящим искусством, прикрывают стеклом, защищают сигнализацией и выставляют охрану. Собирается многочисленная любопытная публика.

Вдалеке от выставочного зала, за лабиринтом коридоров, в мастерской продолжали спорить и ругаться напившиеся по случаю художники. Жизнь отдельно, живопись сама по себе.

Назар убегал от всего живописного и портретного, и только одна картина однажды потрясла его детское воображение: «Девятый вал». Там, на жалком обломке гордой цивилизации, ещё недавно, до шторма, бахвалящемся своей мощью, спасаются беспомощные перед морской стихией люди. Морская волна царь-горой возвышается над вопящими от страха карликами, которые возомнили себя покорителями океанов. Вспененный султан трепещет на ветру, величественная необузданная волна решает, как ей поступить: утопить сразу, или поиграть и выбросить потом на берег? Мальчик задумался, переминаясь, постоял у картины, наклоняя голову, то в одну, то в другую сторону и решительно направился к выходу. Многое было мальцу непонятно.

Заботливые родители рассудительно пытались определить место Назара в жизни. Так он попал сначала в борцовский зал: «Сила и умение давать сдачу – это главное, сынок».

Назар походил и воспротивился:

– Папа, неужели умение ставить кому-то подножку сделает меня человеком?

– Хм… Надо уметь защищать себя.

– Так и остальные ведь учатся? На подножках далеко ли уйдёшь?

И Назар категорически отказался примерять новенькое кимоно.

Сохраняя верность олимпийским традициям и красочным перспективам, в которых пьедесталы заслоняли собой всё, Назара записали к тренеру большого тенниса. Мальчику дали ракетку и он, следуя чётким указаниям, начал настойчиво и методично вбивать мячик в бетонную стенку, потом сбился со счёта и обратился к тренеру:

– Так я никогда не проломлю эту стену!

Умудрённый годами тренер пожал плечами и предложил себя вместо стены. Назару стало ещё скучней: кругом сетки, линии-границы и жгучее желание попасть в противника сногсшибательным жёлтым ядром, желание уничтожить его, снести с площадки, чтобы одному тебе ликовать и быть победителем.

Однажды, на выездных соревнованиях, нарушая традиции олимпийского торжества, Назар на победном счёте бросил ракетку, обнял по-детски обомлевшего соперника и навсегда покинул ограниченное разметкой поле. Его провожали недоумённо и молча, никто не аплодировал – он не подарил публике ожидаемого зрелища.

– Папа, когда ты кого-то бьёшь – хорошо, а когда тебя побеждают – плохо?

– Ну… да, в принципе, сынок.

– Ага. Плохо и хорошо – это всегда чья-то правда. Тогда я не хочу правды! А есть что-то больше правды? Неограниченное и свободное?

– Ну, не знаю, пойдём, может там тебя образумят?

Папа взял сына за руку и отвёл в Сочинский яхт-клуб:

– Вот, смотри.

И Назар сразу влюбился. Влюбился по-детски – навсегда.

Перед ним смело и открыто рокотало море. В нём не чувствовался дух соперничества и не было желания опрокинуть тебя на землю, побеждать и хвалиться. Море было морем, и оно было бескрайним. И где-то очень высоко сияло солнце, оно посылало, то тепло, то зной, но не было в нём вражды, оно совсем не собиралось изжарить тебя и съесть. Тучи и облака не дразнили своей непринужденностью, не звали настойчиво за собой – они смиренно парили над головой, навсегда скрываясь туда, где сливались вместе небо и море. К морю гостеприимно спускался слип (спуск для яхт).

– Там всё заканчивается?

Обратился мальчик к новому тренеру, указывая на горизонт.

– Там? Нет, там всё только начинается.

– Здорово! – Назар посмотрел вверх и сразу влюбился: тренер яхт-клуба будто впитал для него все увиденные силы природы и даже то, что там, за горизонтом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее