Острова, залитые солнцем

 — А не считаете ли вы, что причиной этого является недоедание? — спросил я Роя. — Вчера я заметил, что стрела у маленького мальчика не имела оперения. Если мы покажем им преимущества стрел с оперением, они смогут охотиться на дичь. На острове полно голубей.

 — Ради бога, не трогайте их стрел! — воскликнул Рой. — Они убивают ими только рыб. Вот почему у стрел нет оперения. Онгхи ни за что на свете не будут есть птиц. Доктор Чиприани и я часто предлагали им часть своей добычи, но они даже не дотрагивались до нее.

В это время подошел Канью в сопровождении нескольких онгхи и что-то сказал Рою, после чего последний удалился. Онгхи любят ходить в гости. На этот раз их было пятеро. Они удовлетворились тем, что сели на веранде и стали наблюдать за мной. У меня было немного свободного времени, и я решил перепечатать мои записи, причем пол веранды должен был служить мне письменным столом, а чурка — стулом. Но чурка была отпилена неровно и часто выскальзывала из-под меня. Каждый раз кто-либо из онгхи поднимал ее и заново устанавливал. Я решил найти что-либо другое, понадежнее. Мне пришла в голову мысль: нельзя ли попросить островитян сколотить скамейку наподобие их нар? При помощи красноречивых жестов мне удалось объяснить им мою идею. У Канью был дхау, другому онгхи я дал свой кукри. Его широкое блестящее лезвие привело их в восторг.

Все онгхи с большим удовольствием взялись за дело: срезали ветки, отбирали жерди необходимой длины, связывали их лыком. В какие-нибудь полчаса моя скамейка была готова. Она оказалась настолько прочной, что на ней можно было отдыхать после обеда.

За такую услугу требовалось вознаграждение. Мне говорили, что онгхи любят курить. Поэтому я захватил с собой некоторое количество табачных листьев. Онгхи размельчают листья, насыпают в клешню краба, как в трубку, и курят. Канью был заядлым курильщиком, он никогда не выпускал изо рта клешню краба, а когда у него кончался табак, размельчал в ладони высохший лист какого-либо растения и курил. Увидев у меня в руках пачку «сукхва» (так здесь называют табак), онгхи окружили меня тесным кольцом. Их лица озарила счастливая улыбка.

Распределение подарков между островитянами может привести к неприятным последствиям, если вы не знаете их обычаев и традиций. Следует ли старым давать больше, чем молодым? Можно ли предпочесть кого-либо? Кому давать первому и так далее. Во избежание неприятностей я решил дать каждому по листу. Но они явно остались недовольны и возвратили мне листья, хотя один или двое делали это с неохотой.

Тогда я дал им еще по одному листу. И опять онгхи были недовольны, причем я заметил, что некоторые даже насупились, и больше всех Канью. Что же мне делать? Я сожалел, что не занялся раздачей табака в присутствии Роя и Симоне. Но раз я уж начал это дело, его следовало довести до конца.

Я собрал все листья и вручил Канью для раздачи другим. Хитрец дал всем по листу, а остальное оставил себе, да еще усмехался при этом. Вполне понятно, что другим это не понравилось. Как мне исправить положение? Я решил быть твердым и дал понять Канью, чтобы он вернул листья, что он и сделал, но на его лице отразилось неудовольствие.

Не моргнув глазом, я дал каждому по листу. Все по прежнему были недовольны. Тогда я им дал еще по одному, а затем еще. Канью я дал на один лист больше, так как он был их вождем и к тому же утром водил меня в джунгли. После этого положил оставшийся табак в свой рюкзак и ушел. Когда я вторично появился на веранде, все счастливо улыбались. Подарок, а также справедливость при распределении явно пришлись им по вкусу.

Меня не переставала восхищать исключительная чистоплотность онгхи. От них никогда не пахло потом. Я ни разу не встретил ребенка с грязным носом или немыты-104 ми глазами. Больше того, от них даже исходил какой-то приятный запах. Онгхи никогда не плевались и не сорили. Даже отталкивающая на первый взгляд раскраска тела не казалась таковой при ближайшем рассмотрении. Я не знаю, для чего они раскрашивали свое тело — от какой-либо болезни или просто для красоты, но они наносили рисунок разведенной в воде чистой цветной глиной.

В тот вечер я долго лежал на кровати и думал. Если не считать бунгало этнографов слева от меня, в прохладной тени которого я расположился, все остальное на острове оставалось таким же, каким оно было извечно: прохладный бриз с моря, огромные деревья передо мной, пустельга, кружащаяся в небе, приглушенные голоса онгхи, доносившиеся из хижины. Я часто задумывался над тем, как бы я вел себя в обществе людей, живших две тысячи лет тому назад. Не почувствовал бы я себя как рыба, вытащенная из воды? Здесь же я оказался отброшенным в еще более далекие времена и не ощущал никакой неловкости. Поскольку я был более знающим человеком и привык к лучшим условиям жизни, то, видно, не смог бы привыкнуть к их порядкам, но мог бы иметь с ними дела, поскольку они приятные и понятливые люди.