Островитяния. Том третий

Решив, что она уснула, я снова укрыл ее и сам разделся, но не успел лечь, как она, в полудреме, прильнула ко мне.

— Если я не твоя, то есть что-то наше, —шепнула она.

В поместьях Файнов и Кетлинов у меня было много друзей, и наутро они стали приезжать один за другим, чтобы повидаться с нами, и упрашивали нас погостить подольше и навестить их, но мы предполагали задержаться здесь только на один день. Несмотря на перенесенные тяготы, Глэдис была неутомима. Ей хотелось поскорее увидеть столицу и встретиться там с новыми знакомыми.

Приезжавшие держались со мной легко, по-дружески и часто вспоминали прошлое, как то принято между людьми, какое-то время жившими рядом. Анор, знакомый Глэдис по моим письмам, пришел с сыном, дочерью и пятью детьми Бодинов; Бард и его жена Анора выглядели нарядно и загадочно; Толли, мой друг, пришел один — его сестра Толлия была в школе; пришли четверо Хинингов; Ларнел и подросшая, повзрослевшая Ларнелла; и наконец, Кетлин с дочерьми. Двое последних остались на ленч.

Это было просто нашествие, и Глэдис утомилась и сидела притихнув и посерьезнев. Однако, когда Кетлина Аттана, та самая, что высекла барельеф, висящий в нашей усадьбе на реке Лей, пригласила ее в свою мастерскую, — она согласилась. Обе были примерно ровесницами, и я не пошел с ними, решив, что, пожалуй, Глэдис будет легче находить себе друзей самой.

Вернулась она только к вечеру. Веки ее немного опухли, однако глаза ярко горели. Она устала и была рада поскорее лечь. Я ждал, что она начнет рассказывать о своих впечатлениях, но она молча, с любопытством и сомнением глядела на меня.

— Она здесь? — спросила Глэдис.

— Она? Кто?

— Ты же знаешь… девушка, которая была твоей любовницей?

— Нет… ее здесь нет. Она живет более чем за сто пятьдесят миль отсюда.

— Так правда, что ее здесь нет?

— Разумеется правда, и я расскажу тебе про нее, чтобы покончить наконец с твоими сомнениями…

— Нет, пожалуйста, не надо! Я вовсе в тебе не сомневаюсь.

— Лучше я расскажу.

— Нет, нет, нет! И слушать не стану. Но эти люди, похоже, хорошо тебя знают. Некоторые так глядели на тебя. Не обращай внимания, Джон. Только… ведь ты у меня один, а эти люди такие странные, и у меня здесь никого, кроме тебя, нет.

— Тебе понравилась Кетлина Аттана?

— Да, но я ее подозревала… Помнишь тот барельеф и наброски… и еще по дороге мы остановились на старой мельнице, и там тоже твой портрет. Очевидно, она много о тебе думала.

— Я всего лишь предмет ее наблюдений, интересный, потому что — иностранец.

— Может быть, это и так…

— Тебе понравились ее работы?

— О да! Было очень интересно. В каком-то смысле все очень наивно, но временами так прелестно и верно схвачено. Ее пример меня вдохновил. Она моего возраста, работает самостоятельно и делает вполне реальные вещи. Я рассказала ей о своих мечтах, и она дала много полезных советов… Если бы не эти мои мысли… словно какая-то мрачная тень.

— Неужели ты не могла воспринять ее такой, какая она есть, думая только о том, что вы можете дать друг другу?

— Нет… я не островитянка. Ты — мой, и ты это знаешь.

— Но если ты не моя (помнишь, ты говорила!), то по крайней мере я — твой, Глэдис?

— Ты — мой!

— Я люблю тебя, только тебя и тебе верен.

— Это одно и то же!

— Если это одно и то же, — сказал я, — то я принадлежу тебе, а ты — мне.

— Это-то я и имею в виду, когда говорю, что ты — мой, а я — твоя. Разве ты этого не понял? — спросила Глэдис.

— Я думал, ты имеешь в виду что-то еще.

Она покачала головой, немного неуверенно, и я понял, что либо она изменилась, сама не заметив этого, либо говорит неправду.

— Хочешь, чтобы Аттана иногда навещала нас?

— Давай попросим ее об этом позже.

Итак, поиски друга продолжались…