Островитяния. Том третий

Скоро, однако, я позабыл об отрицательных сторонах нашего визита, поскольку наконец представилась счастливая возможность поговорить о чем-то помимо хозяйства, с профессионалами, чьи интересы лежали в иных областях или были связаны с морем: Монро был юристом, а Гранери служил на флоте. На мгновение отвлекшись от увлекательного разговора, я взглянул на Глэдис — изменилось ли ее настроение? Она сидела рядом с Реслером. Этот мужчина, с загорелым лицом и властным взглядом бывалого моряка, с интересом слушал то, что рассказывала ему молодая девушка. Позже сидевший с другой стороны Монро тоже стал проявлять к ней внимание. Робея при встрече с незнакомыми людьми, Глэдис быстро справлялась с собой, и уже никто не мог бы заподозрить в ней неловкости, к тому же она легко находила нужный тон, причем легче с мужчинами, чем с женщинами.

В такие минуты она была особенно мила, хотя зачастую и удивляла меня: казалось, в самой глубине ее существа бьет неиссякаемый источник привлекательности, — и я с нетерпением ожидал момента, когда останусь с ней наедине. Но когда мы наконец оказались в нашей маленькой комнате и снова развели огонь в очаге, я увидел по глазам, что ей не терпится высказать одолевавшие ее мысли, и не стал спешить прерывать их поцелуями.

По ее словам, она получила огромное удовольствие от беседы с Реслером, Монро и Гранери. Они отличались от всех прочих, с кем ей доводилось встречаться в Островитянии. Она рассказала капитану о своем путешествии, и он забросал ее вопросами о кораблях, на которых она плыла и которые видела по пути. Разумеется, он знал о морских судах все, а она ничего, но зато ей попадались такие, какие не встречались ему. Было так забавно их описывать. К тому же Гранери походил на моряков, с которыми она была знакома, а Монро — на юристов. Интересно было поговорить с людьми, которые имели отношение к чему-то помимо сельского хозяйства.

Разговаривая, она раздевалась, снимая то туфлю, то чулок, то оказавшееся ей очень к лицу красно-коричневое платье, сшитое ткачом в Доринге. Чувства переполняли меня, но я сдерживался и внимательно слушал ее.

— Люди из поместья и наши соседи — простые крестьяне, — сказала Глэдис. — Не вижу большой разницы между хозяевами — танар,вроде Дартонов, и Анселями — денерир.Мне казалось, они будут похожи на землевладельцев и крестьян, как в Европе, но Дартоны ничуть не больше джентльмены, чем Ансели. Молодой Ансель напоминает недоучившегося школьника.

— Да, я понимаю тебя.

— Я люблю их всех, Джон, правда. Некоторые из них совершенно замечательные. Но в Островитянии есть и другие люди. Я обнаружила это на Острове: лорд Дорн, твой друг и Файна — настоящие аристократы. Насчет Марты сомневаюсь: она больше похожа на Дартонов. Думаю, что и та Дорна, которую ты любил, тоже была из аристократов. Может быть, именно поэтому тебя так влечет к ней.

Она замолчала и взглянула на меня, словно ожидая ответа.

— Дорне присущи качества человека, принадлежащего к великой культуре, — сказал я. — У многих островитян есть качества, которыми мы привыкли наделять аристократов, но наши аристократы стараются сохранить свою исключительность и подчеркнуть то, что отличает их от прочих. Островитяне же…

— Нет, они — настоящие аристократы! — заявила Глэдис. — Я понимаю, что ты хочешь сказать. Дорна, которая живет здесь, совсем другая. И Монроа тоже. Они были очень любезны со мной… Похоже, что у тебя есть друзья среди лучших людей.

— Ты еще встретишься и с другими, столь же привлекательными, — сказал я.

— Хотя я думаю, — продолжала Глэдис, постоянно возвращаясь к собственным мыслям, — что мы и сами люди простые, больше похожие на наших соседей по поместью, на Анселей и на Стейнов. Мама всегда говорила, чтобы я не слишком задумывалась над всеми этими вещами, хотя в нас есть нечто даже лучшее, чем у так называемых аристократов, и что любой американец, если постарается, может стать настоящим аристократом… Мне никогда не нравилось думать о себе как о «простом человеке», но, увы, наверное, мы действительно такие.

— Я никогда не мыслил себя ни простым человеком, ни аристократом. Разумеется, внешне мы ведем такой же образ жизни, как и многие другие… но то же можно сказать и о Дорнах.

Глэдис молча обдумывала мои слова, я же продолжал:

— Скоро мы отправимся в поездку, и ты увидишь самых моих любимых друзей. Я хочу, чтобы ты подружилась с ними. Пока ведь у тебя их здесь и вовсе нет.

— Да, — задумчиво ответила Глэдис. — Пожалуй, ближе всех Некка. Мы говорили обо всем очень откровенно… Но мужчины нравятся мне больше. С женщинами труднее разговаривать.

— А тебе хотелось бы иметь близкую подругу?

— Да, думаю, что да, хотя пока я не видела никого подходящего. Мне хочется, чтобы был кто-то, с кем я смогла бы говорить, как с тобой.

— Мы будем ездить в гости.

— Замечательно! — воскликнула она, рассмеявшись. — Знаю, ты думаешь, что поймал меня на слове… Что ж, признаюсь. Я и вправду сказала, что мы больше никуда не поедем без приглашения, но ведь получилось совсем неплохо.