Мамун упал на колени перед Кадией и приложил руку к сердцу.
– Когда находится хоть один праведник, все небеса ликуют. Вымойте его. Дайте ему еду и воду. С почетом препроводите его к столу Пророка.
– Да пребудет с вами Бог, – пробормотал Кадия, оглянувшись через плечо; его лицо все еще озаряла улыбка. – Да пребудет Бог со всеми вами. – И он вышел из храма. По обе стороны его сопровождали почтительно склонившиеся едоки, хаддиш же держал голову высоко.
– Очень жаль, – сказала, недовольно выпятив губы, женщина из едоков с измазанным кровью лицом. Она взяла за щиколотку труп служки и поволокла за собой к дверям, оставляя на полу кровавый след.
Мамун на мгновение задержался в проеме, где недавно были ворота.
– Все остальные свободны. По крайней мере, свободны от нас. От самих себя спасения нет.
Сколько времени стояли они, обливаясь потом, в этой людской куче, после того как едоки покинули храм? Сколько времени они молча стояли и смотрели на разрушенные ворота? Застывшие от ужаса. Цепенеющие от мук совести. Несколько минут? Несколько часов? Снаружи слабо доносились шум пожара, лязганье стали, крики – разнообразные звуки захваченной врагами Дагоски. Звук конца света.
В конце концов девочка, стоявшая около Темпла, повернулась к нему и спросила сдавленным шепотом:
– Что же нам теперь делать?
Темпл сглотнул.
– Заботиться о раненых. Поддерживать слабых. Хоронить мертвых. Молиться.
Боже, какими же пустыми казались эти слова. Но ведь ничего другого не оставалось…
Двое – в самый раз
– Это ад какой-то! – бормотала Шев, глядя на противоположную стену каньона. – Настоящий ад. – Блестящая от влаги темная скала скрывалась в тумане внизу, а где-то еще ниже клокотала стремительная вода. – Боже, как я ненавижу Север!
– Я почему-то сомневаюсь, – ответила Джавра, отбросив с лица побуревшие от сырости волосы, – что Бог тебя слышит.
– О, это я и сама прекрасно знаю. Никто ни шиша меня не слушает.
– Я тебя слушаю. – Джавра отвернулась от края и направилась по тянувшейся вдоль него изрытой козьей тропе. Она шествовала, как обычно, широкими энергичными шагами, высоко держа непокрытую голову; полы промокшего плаща хлестали ее по икрам. – И, что самое главное, чем больше слушаю, тем сильнее мне надоедает то, что я слышу.
– Не издевайся, Джавра. – Шев поспешила догнать свою спутницу, старательно перепрыгивая через самые топкие места. – Я и так стараюсь терпеть сколько могу!
– Ты все время так повторяешь. И все равно на следующий день терпишь еще немного больше.
– Я просто вне себя!
– Верю.
– Это чистая правда!
– Если тебе приходится сначала говорить кому-то, что ты злишься, а потом еще и пояснять, что это правда, то очевидно, что твоя ярость не достигает желаемого результата.
– Ненавижу этот треклятый Север! – Шев топнула ногой, как будто рассчитывала навредить кому-то, кроме себя самой, но лишь обрызгалась жидкой грязью. Правда, от этого она не стала заметно грязнее или заметно мокрее. – Дерьмо, и ничего кроме дерьма!
Джавра пожала плечами.
– В конечном счете весь мир таков.
– Вообще, как люди выдерживают этот холод?
– Вполне бодрящая погода. И хватит дуться. Ну хочешь, я тебя на плечах понесу?
Если честно, Шев очень хотела бы этого, но оскорбленная гордость требовала, чтобы она и дальше хлюпала по грязи пешком.
– Я что, по-твоему, какое-нибудь сраное дитятко?
Джавра вскинула рыжие брови.
– Тебе никогда не советовали не задавать вопросов, на которые ты не хотела бы получить честный ответ? Хочешь, чтобы я честно ответила?
– Если ты опять собираешься острить, то нет.
– О, Шеведайя, перестань! – Джавра наклонилась, обхватила Шев ручищей за плечи и притиснула так, что кости затрещали. – Где та неунывающая мошенница, в которую я влюбилась в Вестпорте, которая любые оскорбления всегда встречала смехом, блестящими глазами и забавными выходками? – И она игриво пробежала пальцами по животу Шев.
Та вскинула нож.
– Будешь щекотать меня – зарежу к хренам, так и знай!
Джавра надула щеки, убрала руку и затопала дальше по тропе.
– Не переигрывай. Это утомляет. Нужно всего лишь просушить тебя и найти какую-нибудь симпатичную деревенскую девчонку, с которой ты могла бы покувыркаться, и наутро ты увидишь все в самом радужном свете.
– Нет здесь симпатичных деревенских девчонок! И вообще девчонок нет! И деревень нет! – Она обвела рукой полукруг, в котором были только дневной сумрак, грязь и острые каменья. – Даже никакого утра, мать его, тоже нету!
– Зато есть мост, – ответила Джавра, указывая в туман. – Вот видишь! Жизнь-то налаживается.
– Никогда еще не чувствовала такого прилива воодушевления, – пробормотала Шев.